ого.
Констатирую факт. Садитесь.
Полковник поправил прическу н продолжил как ни в чем не бывало:
- Возьмем хотя бы случай нападения на плацу на начальника режима.
Возмутительно! И непонятно...
- Простите, гражданин начальник. Меня посылали на верную смерть, в
зону, где мне хотели отрубить руки.
Решил облегчить своими действиями задачу администрации.
- Ну-иу, если можно, подробней.
- В тюремной бане защитил женщину, после чего суки постановили на своей
сходке огрубить мне руки.
Очаева они же зарубили, значит, не зря обещаются...
- Бросьте вы строить из себя паиньку, Упоров! - решительно поднялся
подполковник Оскоцкий. Его никто не остановил. - Речь идет о драке в бане
из-за дочери белогвардейского генерала Донскова, казненного после войны в
городе Харбине. Девица вполне достойна своего папаши. Мерзкое падшее
существо. За лекарство для таких вот типов сожительствовала с доктором За
ком.
- Этот горбун? Интересно!
- Позорная история! Заключенная Донскова отправлена в Озерлаг с
соответствующей характеристикой. Что касается заключенного Упорова, мы
располагаем оперативными данными о его связи с воровскими группировками...
- Можете говорить об этом в прошедшем времени.
С ними будет покончено. У вас что-нибудь есть, Важа Спиридонович?
Грузин смотрел так, словно не слыхал вопроса, просто рассматривал зэка,
испытывая при этом сожаление, а может быть - презрение. Говорить начал,
медленно расставляя слова:
- Заключенный Упоров жестоко поскользнулся. Но не сам!
Морабели энергично крутнул головой, дополнив выразительный жест
движением руки.
- Ему дали подножку воры. Обычный прием подонков... Он этого не хочет
понять. Или понимает, но боится. Я с ним беседовал, сказал ему: "Пришел
твой черед думать о собственной судьбе, Вадим!" Обещал поддержку. Могу
повторить еще раз: думай! Отдел по борьбе с бандитизмом готов оказать
помощь каждому, кто сознательно встал на путь исправления. У меня все,
товарищ полковник.
- Красиво сказано, Важа Сииридонович, - с нескрываемой иронией произнес
полковник в бакенбардах, многозначительно оглядев всех участников беседы,
кроме замкнутого зэка. - Но какую-то надежду вы видите.
Главное, он-человек не пропащий. Мы правильно пас поняли, Важа
Спиридонович?
- Совершенно верно, Василий Пантелеймоновпч!
Надежда есть.
На этот раз начальник отдела по борьбе с бандитизмом был не столь
артистичен, чем слегка развлек повернувшегося спиной к окну Губаря.
Настороженный зэк видел - их единство существует только в словах, на
самом деле все они думают иначе, чем говорят, а уж об отношении к нему
рассуждать не приходится... Морабели он нужен для того, чтобы найти путь к
грузу, подполковник Оскоцкий просто хочет уничтожить строптивого
заключенного, неясно только с пол.ковпиком в бакенбардах да с Губарев. В
этот момент Василий Пантелеймонович встал из своего глубокого кресла,
обращаясь к начальнику лагеря Крученый:
- Вы что-то хотели сказать, Остап Николаевич?
Губарь улыбнулся одними бескровными губами, давая понять Василию
Пантелеймоновичу, что хорошо отнесся к его приглашению на разговор, и,
ткнув пальцем в сторону зэка, категорически заявил:
- Он - лучший проходчик в лучшей бригаде. Голова у него работает. Скажу
откровенно: после освобождения Лысого другой кандидатуры на место
бригадира не вижу. Состав бригады увеличен в два раза. Работать она должна
по-новому. Вы знаете, как?
Он ответил почти механическ
Констатирую факт. Садитесь.
Полковник поправил прическу н продолжил как ни в чем не бывало:
- Возьмем хотя бы случай нападения на плацу на начальника режима.
Возмутительно! И непонятно...
- Простите, гражданин начальник. Меня посылали на верную смерть, в
зону, где мне хотели отрубить руки.
Решил облегчить своими действиями задачу администрации.
- Ну-иу, если можно, подробней.
- В тюремной бане защитил женщину, после чего суки постановили на своей
сходке огрубить мне руки.
Очаева они же зарубили, значит, не зря обещаются...
- Бросьте вы строить из себя паиньку, Упоров! - решительно поднялся
подполковник Оскоцкий. Его никто не остановил. - Речь идет о драке в бане
из-за дочери белогвардейского генерала Донскова, казненного после войны в
городе Харбине. Девица вполне достойна своего папаши. Мерзкое падшее
существо. За лекарство для таких вот типов сожительствовала с доктором За
ком.
- Этот горбун? Интересно!
- Позорная история! Заключенная Донскова отправлена в Озерлаг с
соответствующей характеристикой. Что касается заключенного Упорова, мы
располагаем оперативными данными о его связи с воровскими группировками...
- Можете говорить об этом в прошедшем времени.
С ними будет покончено. У вас что-нибудь есть, Важа Спиридонович?
Грузин смотрел так, словно не слыхал вопроса, просто рассматривал зэка,
испытывая при этом сожаление, а может быть - презрение. Говорить начал,
медленно расставляя слова:
- Заключенный Упоров жестоко поскользнулся. Но не сам!
Морабели энергично крутнул головой, дополнив выразительный жест
движением руки.
- Ему дали подножку воры. Обычный прием подонков... Он этого не хочет
понять. Или понимает, но боится. Я с ним беседовал, сказал ему: "Пришел
твой черед думать о собственной судьбе, Вадим!" Обещал поддержку. Могу
повторить еще раз: думай! Отдел по борьбе с бандитизмом готов оказать
помощь каждому, кто сознательно встал на путь исправления. У меня все,
товарищ полковник.
- Красиво сказано, Важа Сииридонович, - с нескрываемой иронией произнес
полковник в бакенбардах, многозначительно оглядев всех участников беседы,
кроме замкнутого зэка. - Но какую-то надежду вы видите.
Главное, он-человек не пропащий. Мы правильно пас поняли, Важа
Спиридонович?
- Совершенно верно, Василий Пантелеймоновпч!
Надежда есть.
На этот раз начальник отдела по борьбе с бандитизмом был не столь
артистичен, чем слегка развлек повернувшегося спиной к окну Губаря.
Настороженный зэк видел - их единство существует только в словах, на
самом деле все они думают иначе, чем говорят, а уж об отношении к нему
рассуждать не приходится... Морабели он нужен для того, чтобы найти путь к
грузу, подполковник Оскоцкий просто хочет уничтожить строптивого
заключенного, неясно только с пол.ковпиком в бакенбардах да с Губарев. В
этот момент Василий Пантелеймонович встал из своего глубокого кресла,
обращаясь к начальнику лагеря Крученый:
- Вы что-то хотели сказать, Остап Николаевич?
Губарь улыбнулся одними бескровными губами, давая понять Василию
Пантелеймоновичу, что хорошо отнесся к его приглашению на разговор, и,
ткнув пальцем в сторону зэка, категорически заявил:
- Он - лучший проходчик в лучшей бригаде. Голова у него работает. Скажу
откровенно: после освобождения Лысого другой кандидатуры на место
бригадира не вижу. Состав бригады увеличен в два раза. Работать она должна
по-новому. Вы знаете, как?
Он ответил почти механическ