екоторая практичность и материальность, а у
здоровеннейшего капитана, напротив, поэзия и чувство.
Споря таким образом с капитаном, Миропа Дмитриевна, впрочем, заметно
предпочитала его другим офицерам и даже ему самому в глаза говорила, что он
душа общества. Капитан при этом самодовольно обдергивал свой вицмундир,
всегда у него застегнутый на все пуговицы, всегда с выпущенною из-за борта,
как бы аксельбант, толстою золотою часовою цепочкою, и просиживал у Зудченки
до глубокой ночи, лупя затем от нее в Красные казармы пехтурой и не только
не боясь, но даже желая, чтобы на него напали какие-нибудь жулики, с
которыми капитан надеялся самолично распорядиться, не прибегая ни к чьей
посторонней помощи: силищи Зверев был действительно неимоверной. Другие
молодые офицеры, знавшие об его поздних засиживаниях у вдовушки, смеялись
ему:
- У тебя, Зверев, с этой щелкушкой Миропой, должно быть, того?
- О, черт бы ее драл!.. - отшучивался он. - У меня, батеньки, может
быть того только с хорошенькими женщинами, а мы таких видали в царстве
польском между панночками.
Когда новые постояльцы поселились у Миропы Дмитриевны, она в ближайшее
воскресенье не преминула зайти к ним с визитом в костюме весьма франтоватом:
волосы на ее висках были, сколько только возможно, опущены низко; бархатная
черная шляпка с длинными и высоко приподнятыми полями и с тульей несколько
набекрень принадлежала к самым модным, называемым тогда шляпками Изабеллины;
платье мериносовое, голубого цвета, имело надутые, как пузыри, рукава; стан
Миропы Дмитриевны перетягивал шелковый кушак с серебряной пряжкой напереди,
и, сверх того, от всей особы ее веяло благоуханием мусатовской помады и
духов амбре.
Миропа Дмитриевна непременно ожидала, что Рыжовы примут ее приветливо и
даже с уважением, но, к удивлению своему, она совершенно этого не встретила,
и началось с того, что к ней вышла одна только старуха-адмиральша с лицом
каким-то строгим и печальным и объявила, что у нее больна дочь и что поэтому
они ни с кем из знакомых своих видаться не будут. Миропа Дмитриевна, прямо
принявшая эти слова на свой счет, очень недолго посидела и ушла, дав себе
слово больше не заходить к своим постояльцам и за их грубый прием требовать
с них квартирные деньги вперед; но демон любопытства, терзавший Миропу
Дмитриевну более, чем кого-либо, не дал ей покою, и она строго приказала
двум своим крепостным рабам, горничной Агаше и кухарке Семеновне, разузнать,
кто же будет готовить кушанье и прислуживать Рыжовым. Оказалось, что
адмиральша ранним утром куда-то ездила и привезла подслеповатую старушонку,
которая и предназначалась у них исполнять ту и другую должность.
"Вот тебе на! - подумала не без иронии Миропа Дмитриевна. - Каким же
это образом адмиральша, - все-таки, вероятно, женщина обеспеченная пенсией и
имеющая, может быть, свое поместье, - приехала в Москву без всякой своей
прислуги?.." Обо всех этих недоумениях она передала капитану Звереву,
пришедшему к ней вечером, и тот, не задумавшись, решил:
- Роман тут какой-нибудь!
- Роман? - воскликнула Миропа Дмитриевна с сильно засветлевшимися
глазками.
- Конечно, роман! - повторил Аггей Никитич. - В Варшаве это почти
каждодневно бывает.
- Но роман у дочери, я полагаю, а не у старухи, - заметила Миропа
Дмитриевна.
- Вероятно! - подтвердил ка
здоровеннейшего капитана, напротив, поэзия и чувство.
Споря таким образом с капитаном, Миропа Дмитриевна, впрочем, заметно
предпочитала его другим офицерам и даже ему самому в глаза говорила, что он
душа общества. Капитан при этом самодовольно обдергивал свой вицмундир,
всегда у него застегнутый на все пуговицы, всегда с выпущенною из-за борта,
как бы аксельбант, толстою золотою часовою цепочкою, и просиживал у Зудченки
до глубокой ночи, лупя затем от нее в Красные казармы пехтурой и не только
не боясь, но даже желая, чтобы на него напали какие-нибудь жулики, с
которыми капитан надеялся самолично распорядиться, не прибегая ни к чьей
посторонней помощи: силищи Зверев был действительно неимоверной. Другие
молодые офицеры, знавшие об его поздних засиживаниях у вдовушки, смеялись
ему:
- У тебя, Зверев, с этой щелкушкой Миропой, должно быть, того?
- О, черт бы ее драл!.. - отшучивался он. - У меня, батеньки, может
быть того только с хорошенькими женщинами, а мы таких видали в царстве
польском между панночками.
Когда новые постояльцы поселились у Миропы Дмитриевны, она в ближайшее
воскресенье не преминула зайти к ним с визитом в костюме весьма франтоватом:
волосы на ее висках были, сколько только возможно, опущены низко; бархатная
черная шляпка с длинными и высоко приподнятыми полями и с тульей несколько
набекрень принадлежала к самым модным, называемым тогда шляпками Изабеллины;
платье мериносовое, голубого цвета, имело надутые, как пузыри, рукава; стан
Миропы Дмитриевны перетягивал шелковый кушак с серебряной пряжкой напереди,
и, сверх того, от всей особы ее веяло благоуханием мусатовской помады и
духов амбре.
Миропа Дмитриевна непременно ожидала, что Рыжовы примут ее приветливо и
даже с уважением, но, к удивлению своему, она совершенно этого не встретила,
и началось с того, что к ней вышла одна только старуха-адмиральша с лицом
каким-то строгим и печальным и объявила, что у нее больна дочь и что поэтому
они ни с кем из знакомых своих видаться не будут. Миропа Дмитриевна, прямо
принявшая эти слова на свой счет, очень недолго посидела и ушла, дав себе
слово больше не заходить к своим постояльцам и за их грубый прием требовать
с них квартирные деньги вперед; но демон любопытства, терзавший Миропу
Дмитриевну более, чем кого-либо, не дал ей покою, и она строго приказала
двум своим крепостным рабам, горничной Агаше и кухарке Семеновне, разузнать,
кто же будет готовить кушанье и прислуживать Рыжовым. Оказалось, что
адмиральша ранним утром куда-то ездила и привезла подслеповатую старушонку,
которая и предназначалась у них исполнять ту и другую должность.
"Вот тебе на! - подумала не без иронии Миропа Дмитриевна. - Каким же
это образом адмиральша, - все-таки, вероятно, женщина обеспеченная пенсией и
имеющая, может быть, свое поместье, - приехала в Москву без всякой своей
прислуги?.." Обо всех этих недоумениях она передала капитану Звереву,
пришедшему к ней вечером, и тот, не задумавшись, решил:
- Роман тут какой-нибудь!
- Роман? - воскликнула Миропа Дмитриевна с сильно засветлевшимися
глазками.
- Конечно, роман! - повторил Аггей Никитич. - В Варшаве это почти
каждодневно бывает.
- Но роман у дочери, я полагаю, а не у старухи, - заметила Миропа
Дмитриевна.
- Вероятно! - подтвердил ка