ли звезды и ядро кометы, а хвоста ее было не видать за туманом.
Неуклюжий извозчик, точно комок чего-то, чернелся на облучке. За лесом пошло
как бы нескончаемое поле, и по окраинам его, то тут, то там, смутно
виднелись деревни с кое-где мелькающими огоньками в избах. Встретился
длинный мост, на котором, при проезде кибитки, под ногами коренной
провалилась целая накатина; лошадь, вероятно, привыкнувшая к подобным
случаям, не обратила никакого внимания на это, но зато она вместе с передней
лошадью шарахнулась с дороги прямо в сумет, увидав ветряную мельницу,
которая молола и махала своими крыльями. Из людей и вообще из каких-либо
живых существ не попадалось никого, и только вдали как будто бы что-то такое
пробежало, и вряд ли не стая волков.
От всех этих картин на душе у Сверстова становилось необыкновенно
светло и весело: он был истый великорусе; но gnadige Frau, конечно, ничем
этим не интересовалась, тем более, что ее занимала и отчасти тревожила мысль
о том, как их встретит Марфин, которого она так мало знала... Прошел таким
образом еще час езды с повторяющимися видами перелесков, полей, с деревнями
в стороне, когда наконец показалось на высокой горе вожделенное Кузьмищево.
Сверстов окончательно исполнился восторгом. Он с биением сердца помышлял,
что через какие-нибудь минуты он встретится, обнимется и побеседует с своим
другом и учителем. Кузьмищево между тем все определеннее и определеннее
обрисовывалось: уже можно было хорошо различить церковь и длинное больничное
здание, стоявшее в некотором отдалении от усадьбы; затем конский двор с
торчащим на вышке его деревянным конем, а потом и прочие, более мелкие
постройки, окружающие каменный двухэтажный господский дом. В окнах всех этих
зданий виднелся свет, кроме господского дома, в котором не видать было ни
малейшего огонька. Сверстовым овладело опасение, не болен ли Егор Егорыч или
не уехал ли куда, и только уж с подъездом кибитки к крыльцу дома огонек
показался в одной задней комнате. Сверстов мгновенно сообразил, что это
именно была спальня Егора Егорыча, и мысль, что тот болен, еще более
утвердилась в его голове. Не помня себя, он выскочил из кибитки и начал
взбираться по знакомой ему лестнице, прошел потом залу, гостиную, диванную
посреди совершенного мрака и, никого не встречая, прямо направился к
спальне, в которой Егор Егорыч сидел один-одинехонек; при появлении
Сверстова он тотчас узнал его и, вскочив с своего кресла, воскликнул.
Сверстов тоже воскликнул, и оба бросились друг другу в объятия, и у обоих
текли слезы по морщинистым щекам.
- Я приехал с женой!.. - было первое слово Сверстова.
- Знаю, проси!.. Сюда проси! - произнес Егор Егорыч, весь как бы
трепетавший от волнения.
Сверстов побежал за женой и только что не на руках внес свою gnadige
Frau на лестницу. В дворне тем временем узналось о приезде гостей, и вся
горничная прислуга разом набежала в дом. Огонь засветился во всех почти
комнатах. Сверстов, представляя жену Егору Егорычу, ничего не сказал, а
только указал на нее рукою. Марфин, в свою очередь, поспешил пододвинуть
gnadige Frau кресло, на которое она села, будучи весьма довольна такою
любезностью хозяина.
- Чаю! - закричал было Егор Егорыч.
- Чаю не надо, а поужинать дайте! - перебил его Сверстов.
- Ужин подавайт
Неуклюжий извозчик, точно комок чего-то, чернелся на облучке. За лесом пошло
как бы нескончаемое поле, и по окраинам его, то тут, то там, смутно
виднелись деревни с кое-где мелькающими огоньками в избах. Встретился
длинный мост, на котором, при проезде кибитки, под ногами коренной
провалилась целая накатина; лошадь, вероятно, привыкнувшая к подобным
случаям, не обратила никакого внимания на это, но зато она вместе с передней
лошадью шарахнулась с дороги прямо в сумет, увидав ветряную мельницу,
которая молола и махала своими крыльями. Из людей и вообще из каких-либо
живых существ не попадалось никого, и только вдали как будто бы что-то такое
пробежало, и вряд ли не стая волков.
От всех этих картин на душе у Сверстова становилось необыкновенно
светло и весело: он был истый великорусе; но gnadige Frau, конечно, ничем
этим не интересовалась, тем более, что ее занимала и отчасти тревожила мысль
о том, как их встретит Марфин, которого она так мало знала... Прошел таким
образом еще час езды с повторяющимися видами перелесков, полей, с деревнями
в стороне, когда наконец показалось на высокой горе вожделенное Кузьмищево.
Сверстов окончательно исполнился восторгом. Он с биением сердца помышлял,
что через какие-нибудь минуты он встретится, обнимется и побеседует с своим
другом и учителем. Кузьмищево между тем все определеннее и определеннее
обрисовывалось: уже можно было хорошо различить церковь и длинное больничное
здание, стоявшее в некотором отдалении от усадьбы; затем конский двор с
торчащим на вышке его деревянным конем, а потом и прочие, более мелкие
постройки, окружающие каменный двухэтажный господский дом. В окнах всех этих
зданий виднелся свет, кроме господского дома, в котором не видать было ни
малейшего огонька. Сверстовым овладело опасение, не болен ли Егор Егорыч или
не уехал ли куда, и только уж с подъездом кибитки к крыльцу дома огонек
показался в одной задней комнате. Сверстов мгновенно сообразил, что это
именно была спальня Егора Егорыча, и мысль, что тот болен, еще более
утвердилась в его голове. Не помня себя, он выскочил из кибитки и начал
взбираться по знакомой ему лестнице, прошел потом залу, гостиную, диванную
посреди совершенного мрака и, никого не встречая, прямо направился к
спальне, в которой Егор Егорыч сидел один-одинехонек; при появлении
Сверстова он тотчас узнал его и, вскочив с своего кресла, воскликнул.
Сверстов тоже воскликнул, и оба бросились друг другу в объятия, и у обоих
текли слезы по морщинистым щекам.
- Я приехал с женой!.. - было первое слово Сверстова.
- Знаю, проси!.. Сюда проси! - произнес Егор Егорыч, весь как бы
трепетавший от волнения.
Сверстов побежал за женой и только что не на руках внес свою gnadige
Frau на лестницу. В дворне тем временем узналось о приезде гостей, и вся
горничная прислуга разом набежала в дом. Огонь засветился во всех почти
комнатах. Сверстов, представляя жену Егору Егорычу, ничего не сказал, а
только указал на нее рукою. Марфин, в свою очередь, поспешил пододвинуть
gnadige Frau кресло, на которое она села, будучи весьма довольна такою
любезностью хозяина.
- Чаю! - закричал было Егор Егорыч.
- Чаю не надо, а поужинать дайте! - перебил его Сверстов.
- Ужин подавайт