бургскому генерал-губернатору Милорадовичу{88} о бунте,
замышляемом там между солдатами против ныне благополучно царствующего
государя императора Николая Павловича, и когда господин петербургский
генерал-губернатор, не вняв моему доносу, приказал меня наказать при полиции
розгами, то злоба сих фармазонов продолжается и до днесь, и сотворили они,
аки бы я скопец и распространитель сей веры. Но я не токмо что и в расколе
ныне не пребываю, а был я допреж того христовщик, по капитоновскому
согласию, а скопцы же веры иной - селивановской, и я никогда не
скопчествовал и прибегаю ныне к стопам вашего сиятельства, слезно прося
приказать меня освидетельствовать и из заключения моего меня освободить".
- Зачем же собственно к вам сенатор прислал это прошение? - спросил
Евгений, кончив читать.
- Чтобы я дал свое мнение, или заключение, - я уж не знаю, как это
назвать; и к вам точно такой же запрос будет, - отвечал, усмехаясь, Крапчик.
- Нет, я на его запрос ничего не отвечу, - проговорил, с
неудовольствием мотнув головой, архиерей, - я не подвластен господину
сенатору; надо мной и всем моим ведомством может назначить ревизию только
святейший правительствующий синод, но никак не правительствующий сенат.
- Стало быть, и я могу не отвечать! - воскликнул Крапчик.
- Нет, я не думаю, чтобы вы могли... Вы все-таки стоите в числе лиц,
над которыми он производит ревизию.
- Но что ж я ему напишу, - вот это для меня всего затруднительней! -
продолжал восклицать Крапчик.
- Напишите, что вы действительно содействовали преследованию секты
хлыстов, так как она есть невежественная и вредная для народной
нравственности, и что хлысты и скопцы едино суть, и скопчество только есть
дальнейшее развитие хлыстовщины! - научил его владыко.
- Так я и напишу! - произнес Крапчик, уже вставая.
- Так и напишите! - повторил Евгений, тоже вставая.
Крапчик подал ему руку под благословение, а получив оное и поцеловав
благословившую его десницу владыки, почтительно раскланялся и удалился.
IX
Деревня Сосунцы была последняя по почтовому тракту перед поворотом на
проселок, ведущий к усадьбе Егора Егорыча - Кузьмищеву. В Сосунцах из числа
двенадцати крестьянских дворов всего одна изба была побольше и поприглядней.
Она принадлежала крестьянину Ивану Дорофееву, который во всем ближайшем
околотке торговал мясом и рыбой, а поэтому жил довольно зажиточно. Раз, это
уж было в конце поста, часу в седьмом вечера, в избе Ивана Дорофеева, как и
в прочих избах, сумерничали. Сам Иван Дорофеев, мужик лет около сорока,
курчавый и с умными глазами, в красной рубахе и в сильно смазанных дегтем
сапогах, спал на лавке и первый услыхал своим привычным ухом, что кто-то
подъехал к его дому и постучал в окно, должно быть, кнутовищем.
- Сейчас! Мигом! - отозвался Иван Дорофеев и в одной рубахе выскочил на
улицу.
У ворот его стояла рогожная кибитка, заложенная парой - гусем.
- Иван Дорофеич, пусти, брат, погреться!.. - послышалось из кибитки.
- Батюшка, Сергей Николаич!.. Вот кого бог принес!.. - воскликнул Иван
Дорофеев, узнав по голосу доктора Сверстова, который затем стал вылезать из
кибитки и оказался в мерлушечьей шапке, бараньем тулупе и в валяных сапогах.
- Давненько, сударь, не жаловали в наши м
замышляемом там между солдатами против ныне благополучно царствующего
государя императора Николая Павловича, и когда господин петербургский
генерал-губернатор, не вняв моему доносу, приказал меня наказать при полиции
розгами, то злоба сих фармазонов продолжается и до днесь, и сотворили они,
аки бы я скопец и распространитель сей веры. Но я не токмо что и в расколе
ныне не пребываю, а был я допреж того христовщик, по капитоновскому
согласию, а скопцы же веры иной - селивановской, и я никогда не
скопчествовал и прибегаю ныне к стопам вашего сиятельства, слезно прося
приказать меня освидетельствовать и из заключения моего меня освободить".
- Зачем же собственно к вам сенатор прислал это прошение? - спросил
Евгений, кончив читать.
- Чтобы я дал свое мнение, или заключение, - я уж не знаю, как это
назвать; и к вам точно такой же запрос будет, - отвечал, усмехаясь, Крапчик.
- Нет, я на его запрос ничего не отвечу, - проговорил, с
неудовольствием мотнув головой, архиерей, - я не подвластен господину
сенатору; надо мной и всем моим ведомством может назначить ревизию только
святейший правительствующий синод, но никак не правительствующий сенат.
- Стало быть, и я могу не отвечать! - воскликнул Крапчик.
- Нет, я не думаю, чтобы вы могли... Вы все-таки стоите в числе лиц,
над которыми он производит ревизию.
- Но что ж я ему напишу, - вот это для меня всего затруднительней! -
продолжал восклицать Крапчик.
- Напишите, что вы действительно содействовали преследованию секты
хлыстов, так как она есть невежественная и вредная для народной
нравственности, и что хлысты и скопцы едино суть, и скопчество только есть
дальнейшее развитие хлыстовщины! - научил его владыко.
- Так я и напишу! - произнес Крапчик, уже вставая.
- Так и напишите! - повторил Евгений, тоже вставая.
Крапчик подал ему руку под благословение, а получив оное и поцеловав
благословившую его десницу владыки, почтительно раскланялся и удалился.
IX
Деревня Сосунцы была последняя по почтовому тракту перед поворотом на
проселок, ведущий к усадьбе Егора Егорыча - Кузьмищеву. В Сосунцах из числа
двенадцати крестьянских дворов всего одна изба была побольше и поприглядней.
Она принадлежала крестьянину Ивану Дорофееву, который во всем ближайшем
околотке торговал мясом и рыбой, а поэтому жил довольно зажиточно. Раз, это
уж было в конце поста, часу в седьмом вечера, в избе Ивана Дорофеева, как и
в прочих избах, сумерничали. Сам Иван Дорофеев, мужик лет около сорока,
курчавый и с умными глазами, в красной рубахе и в сильно смазанных дегтем
сапогах, спал на лавке и первый услыхал своим привычным ухом, что кто-то
подъехал к его дому и постучал в окно, должно быть, кнутовищем.
- Сейчас! Мигом! - отозвался Иван Дорофеев и в одной рубахе выскочил на
улицу.
У ворот его стояла рогожная кибитка, заложенная парой - гусем.
- Иван Дорофеич, пусти, брат, погреться!.. - послышалось из кибитки.
- Батюшка, Сергей Николаич!.. Вот кого бог принес!.. - воскликнул Иван
Дорофеев, узнав по голосу доктора Сверстова, который затем стал вылезать из
кибитки и оказался в мерлушечьей шапке, бараньем тулупе и в валяных сапогах.
- Давненько, сударь, не жаловали в наши м