гда старики Сусловы пошли
бродить по разным селам и деревням, чтобы найти для сына своего духовного и
крестного отца, и встретился им на дороге старец велий, боголепный, и это
был именно Капитон Филиппович, который Сусловым окрестил их сына, принял его
от купели и нарек Иисусом Христом... Вслед за такого рода легендой молодой
Суслов уже в действительности является большим распространителем хлыстовщины
в Москве.
Губернский предводитель разводил только в удивлении руками.
- Нравственное же их учение, кроме невежества, вредное, - продолжал
разговорившийся владыко, - оно учит: вина не пить, на мирские сходбища не
ходить, посты постить, раденья, то есть их службы, совершать, а главное -
холостым не жениться, а женатым разжениться...
- Но последнее, я полагаю, - заметил губернский предводитель, несколько
потупляя глаза, - многих от их толку должно было отклонять, потому что
подобный подвиг не всякому под силу.
- А кому не под силу, - объяснил владыко, - тому дозволялось, по
взаимной склонности, жить с согласницей, ибо, по их учению, скверна токмо
есть в браке, как в союзе, скрепляемом антихристовою церковию.
- Но как же они поступали с детьми, которые у них, вероятно, все-таки
рождались? - спросил Крапчик.
Евгений нахмурился.
- Тяжело и рассказывать, - начал он, - это что-то мрачное и изуверское.
Детей они весьма часто убивали, сопровождая это разными, придуманными для
того, обрядами: ребенка, например, рожденного от учителя и хлыстовки, они
наименовывали агнцем непорочным, и отец этого ребенка сам закалывал его,
тело же младенца сжигали, а кровь и сердце из него высушивали в порошок,
который клали потом в их причастный хлеб, и ересиарх, раздавая этот хлеб на
радениях согласникам, говорил, что в хлебе сем есть частица закланного агнца
непорочного.
- Но неужели же эти преступления продолжаются и до сих пор? -
воскликнул губернский предводитель.
- Говорят, что нет, и что ныне они детей своих или подкидывают
кому-либо, или увозят в города и отдают в воспитательные дома, - объяснил
владыко.
- То-то-с, нынче, кажется, это невозможно, - проговорил губернский
предводитель, - я вот даже слышал, что у этого именно хлыста Ермолаева в
доме бывали радения, на которые собиралось народу человек по сту; но чтобы
происходили там подобные зверства - никто не рассказывает, хотя, конечно, и
то надобно сказать, что ворота и ставни в его большущем доме, когда к нему
набирался народ, запирались, и что там творилось, никто из православных не
мог знать.
Евгений при этом улыбнулся.
- А мне так удалось случайно быть свидетелем их радения, - сказал он.
- Вам? - переспросил Крапчик с любопытством.
- Мне, во времена моей еще ранней юности, - продолжал владыко, - мы
ведь, поповичи, ближе живем к народу, чем вы, дворяне; я же был бедненький
сельский семинарист, и нас, по обычаю, целой ватагой возили с нашей вакации
в училище в город на лодке, и раз наш кормчий вечером пристал к одной
деревне и всех нас свел в эту деревню ночевать к его знакомому крестьянину,
и когда мы поели наших дорожных колобков, то были уложены спать в небольшой
избенке вповалку на полу. Я был мальчуган живой и подвижный; мне что-то не
заспалось, и прежде всего я догадался, что нас из сеней снаружи, должно
быть, заперли, а потом начинаю слышать в соседней избе шум, гам,
бродить по разным селам и деревням, чтобы найти для сына своего духовного и
крестного отца, и встретился им на дороге старец велий, боголепный, и это
был именно Капитон Филиппович, который Сусловым окрестил их сына, принял его
от купели и нарек Иисусом Христом... Вслед за такого рода легендой молодой
Суслов уже в действительности является большим распространителем хлыстовщины
в Москве.
Губернский предводитель разводил только в удивлении руками.
- Нравственное же их учение, кроме невежества, вредное, - продолжал
разговорившийся владыко, - оно учит: вина не пить, на мирские сходбища не
ходить, посты постить, раденья, то есть их службы, совершать, а главное -
холостым не жениться, а женатым разжениться...
- Но последнее, я полагаю, - заметил губернский предводитель, несколько
потупляя глаза, - многих от их толку должно было отклонять, потому что
подобный подвиг не всякому под силу.
- А кому не под силу, - объяснил владыко, - тому дозволялось, по
взаимной склонности, жить с согласницей, ибо, по их учению, скверна токмо
есть в браке, как в союзе, скрепляемом антихристовою церковию.
- Но как же они поступали с детьми, которые у них, вероятно, все-таки
рождались? - спросил Крапчик.
Евгений нахмурился.
- Тяжело и рассказывать, - начал он, - это что-то мрачное и изуверское.
Детей они весьма часто убивали, сопровождая это разными, придуманными для
того, обрядами: ребенка, например, рожденного от учителя и хлыстовки, они
наименовывали агнцем непорочным, и отец этого ребенка сам закалывал его,
тело же младенца сжигали, а кровь и сердце из него высушивали в порошок,
который клали потом в их причастный хлеб, и ересиарх, раздавая этот хлеб на
радениях согласникам, говорил, что в хлебе сем есть частица закланного агнца
непорочного.
- Но неужели же эти преступления продолжаются и до сих пор? -
воскликнул губернский предводитель.
- Говорят, что нет, и что ныне они детей своих или подкидывают
кому-либо, или увозят в города и отдают в воспитательные дома, - объяснил
владыко.
- То-то-с, нынче, кажется, это невозможно, - проговорил губернский
предводитель, - я вот даже слышал, что у этого именно хлыста Ермолаева в
доме бывали радения, на которые собиралось народу человек по сту; но чтобы
происходили там подобные зверства - никто не рассказывает, хотя, конечно, и
то надобно сказать, что ворота и ставни в его большущем доме, когда к нему
набирался народ, запирались, и что там творилось, никто из православных не
мог знать.
Евгений при этом улыбнулся.
- А мне так удалось случайно быть свидетелем их радения, - сказал он.
- Вам? - переспросил Крапчик с любопытством.
- Мне, во времена моей еще ранней юности, - продолжал владыко, - мы
ведь, поповичи, ближе живем к народу, чем вы, дворяне; я же был бедненький
сельский семинарист, и нас, по обычаю, целой ватагой возили с нашей вакации
в училище в город на лодке, и раз наш кормчий вечером пристал к одной
деревне и всех нас свел в эту деревню ночевать к его знакомому крестьянину,
и когда мы поели наших дорожных колобков, то были уложены спать в небольшой
избенке вповалку на полу. Я был мальчуган живой и подвижный; мне что-то не
заспалось, и прежде всего я догадался, что нас из сеней снаружи, должно
быть, заперли, а потом начинаю слышать в соседней избе шум, гам,