еты и смотрела по
направлению к Кузьмищеву, в ответ на что gnadige Frau махала ей белым
платком своим. Сверстову, наконец, наскучило такое сентиментальничание
барынь.
- Пойдем в комнаты! - сказал он жене.
Та пошла за ним.
- Что за сумасшествие творит Сусанна Николаевна! Поехала в Москву на
пыль, на жар... Что ей, видно, надоело здоровье? - проговорил доктор
искренне сердитым голосом.
- Она поехала затем, что в ее жизни скоро, вероятно, произойдет
перелом, и она выйдет снова замуж, - открыла мужу gnadige Frau.
- Немножко скоренько! - заметил с иронией доктор.
- Нисколько не скоренько! - возразила gnadige Frau. - Сам Егор Егорыч в
своем завещании велел ей выйти за этого человека.
- Это, вероятно, за Терхова? - спросил доктор.
- Вероятно, за него, - подтвердила gnadige Frau.
- Тогда к чему же все эти слезы и волнения? Старый муж разрешил, новый,
кажется, попадается человек хороший; надобно радоваться, а не печалиться, -
дело житейское, обыкновенное!.. - восклицал доктор.
- То-то, что тут не очень обыкновенное, - возразила gnadige Frau, -
потому что тебе говорить нечего, как Сусанна Николаевна любила Егора
Егорыча; сверх того, горничная Сусанны Николаевны, которая, как ты знаешь,
не врунья, говорила мне, что Сусанна Николаевна... еще не женщина!
Доктор был совершенно опешен.
- Неужели же то, что я как-то прежде подозревал, правда? - проговорил
он.
- Что ты подозревал? - спросила его gnadige Frau.
Сверстов не вдруг ответил жене, а поерошив многократно свою голову,
наконец, проговорил:
- Мне Егор Егорыч, бывши еще холостым, говорил как-то раз шутя, что он
многократно влюблялся только духом, а не телом; но тогда зачем же было
жениться?..
- Отчего же не жениться? Неужели же необходимо, чтобы это было? -
проговорила, слегка покраснев, gnadige Frau.
- Необходимо, чтобы было! - восклицал доктор. - Это тебе все физиологи
скажут.
- Вздор! - отвергла gnadige Frau.
- Нет, не вздор! - воскликнул доктор и счел за лучшее прекратить с
старой бабой об этом разговор.
Недели через две потом они получили от Музы Николаевны письмо, которым
она уведомляла их, что Сусанна Николаевна вышла замуж за Терхова и что
теперь пока молодые уехали за границу, где, вероятно, пробудут недолго, и
возвратятся на житье в Кузьмищево.
Понятно, что отъезд молодых на чужбину случился оттого, что Сусанне
Николаевне по выходе ее замуж и в Москве было стыдно оставаться, как будто
бы в самом деле она совершила какой-нибудь постыдный поступок.
XV
Прирожденный Миропе Дмитриевне инстинкт все влек ее далее. Не
ограничиваясь отдачею денег в рост, она задумала быть хозяйкой. Для сей цели
Миропа Дмитриевна наняла верхний этаж одного из самых больших домов на
Никитской и разбила этот этаж на номера, которые выкрасила, убрала мебелью и
над окнами оных с улицы прибила вывеску: Меблированные комнаты со столом
госпожи Зверевой. Одним из первых, желающих посмотреть ее номера, явился тот
же мизерный камергер, ее должник на столь значительную сумму. Каким образом
могло это случиться, Миропа Дмитриевна сначала объяснить даже себе не могла,
потому что с тех пор, как вручила ему десять тысяч, она в глаза его не
видала у себя в домике на Гороховом Поле, а тут вдруг он, точно с н
направлению к Кузьмищеву, в ответ на что gnadige Frau махала ей белым
платком своим. Сверстову, наконец, наскучило такое сентиментальничание
барынь.
- Пойдем в комнаты! - сказал он жене.
Та пошла за ним.
- Что за сумасшествие творит Сусанна Николаевна! Поехала в Москву на
пыль, на жар... Что ей, видно, надоело здоровье? - проговорил доктор
искренне сердитым голосом.
- Она поехала затем, что в ее жизни скоро, вероятно, произойдет
перелом, и она выйдет снова замуж, - открыла мужу gnadige Frau.
- Немножко скоренько! - заметил с иронией доктор.
- Нисколько не скоренько! - возразила gnadige Frau. - Сам Егор Егорыч в
своем завещании велел ей выйти за этого человека.
- Это, вероятно, за Терхова? - спросил доктор.
- Вероятно, за него, - подтвердила gnadige Frau.
- Тогда к чему же все эти слезы и волнения? Старый муж разрешил, новый,
кажется, попадается человек хороший; надобно радоваться, а не печалиться, -
дело житейское, обыкновенное!.. - восклицал доктор.
- То-то, что тут не очень обыкновенное, - возразила gnadige Frau, -
потому что тебе говорить нечего, как Сусанна Николаевна любила Егора
Егорыча; сверх того, горничная Сусанны Николаевны, которая, как ты знаешь,
не врунья, говорила мне, что Сусанна Николаевна... еще не женщина!
Доктор был совершенно опешен.
- Неужели же то, что я как-то прежде подозревал, правда? - проговорил
он.
- Что ты подозревал? - спросила его gnadige Frau.
Сверстов не вдруг ответил жене, а поерошив многократно свою голову,
наконец, проговорил:
- Мне Егор Егорыч, бывши еще холостым, говорил как-то раз шутя, что он
многократно влюблялся только духом, а не телом; но тогда зачем же было
жениться?..
- Отчего же не жениться? Неужели же необходимо, чтобы это было? -
проговорила, слегка покраснев, gnadige Frau.
- Необходимо, чтобы было! - восклицал доктор. - Это тебе все физиологи
скажут.
- Вздор! - отвергла gnadige Frau.
- Нет, не вздор! - воскликнул доктор и счел за лучшее прекратить с
старой бабой об этом разговор.
Недели через две потом они получили от Музы Николаевны письмо, которым
она уведомляла их, что Сусанна Николаевна вышла замуж за Терхова и что
теперь пока молодые уехали за границу, где, вероятно, пробудут недолго, и
возвратятся на житье в Кузьмищево.
Понятно, что отъезд молодых на чужбину случился оттого, что Сусанне
Николаевне по выходе ее замуж и в Москве было стыдно оставаться, как будто
бы в самом деле она совершила какой-нибудь постыдный поступок.
XV
Прирожденный Миропе Дмитриевне инстинкт все влек ее далее. Не
ограничиваясь отдачею денег в рост, она задумала быть хозяйкой. Для сей цели
Миропа Дмитриевна наняла верхний этаж одного из самых больших домов на
Никитской и разбила этот этаж на номера, которые выкрасила, убрала мебелью и
над окнами оных с улицы прибила вывеску: Меблированные комнаты со столом
госпожи Зверевой. Одним из первых, желающих посмотреть ее номера, явился тот
же мизерный камергер, ее должник на столь значительную сумму. Каким образом
могло это случиться, Миропа Дмитриевна сначала объяснить даже себе не могла,
потому что с тех пор, как вручила ему десять тысяч, она в глаза его не
видала у себя в домике на Гороховом Поле, а тут вдруг он, точно с н