ть уходил спать, причем спальню свою запирал, а в половине
двенадцатого снова одевался и, выскочив в окно прямо на улицу, направлялся к
саду аптекаря. Калитку Аггей Никитич заставал незапертою, и с первых же
шагов его по саду кидалась ему в объятия пани Вибель. О, как блаженны были
эти ночи для Аггея Никитича! Не говоря уже об утехах любви, как будто бы и
все другое соединялось, чтобы доставить ему наслаждение: погода стояла
сухая, теплая, и когда он, при первом еще брезге зари, возвращался по
совершенно безлюдным улицам, то попадавшиеся ему навстречу собаки, конечно,
все знавшие Аггея Никитича, ласково виляли перед ним хвостами и казались ему
добрыми друзьями, вышедшими поздравить его с великим счастьем, которое он
переживал. Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком
прыгал в спальню, где, раздевшись и улегшись, засыпал крепчайшим сном часов
до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она
знала, что Аггей Никитич всегда любил спать долго по утрам, и вообще Миропа
Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем супруге, ибо ее
занимала собственная довольно серьезная мысль: видя, как Рамзаев - человек
не особенно практический и расчетливый - богател с каждым днем, Миропа
Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять
ее в долю, когда он на следующий год будет брать новый откуп; но Рамзаев
наотрез отказал ей в том, говоря, что откупное дело рискованное и что он
никогда не позволит себе вовлекать в него своих добрых знакомых. Опешенная
сим отказом, Миропа Дмитриевна придумала другое; но, впрочем, помолчу пока о
прозаических планах Миропы Дмитриевны и обращусь опять к поэзии.
В два часа темнейшей и теплейшей августовской ночи Аггей Никитич,
усталый от ласк и поцелуев пани Вибель, распрощался с нею и пошел к калитке;
но, к удивлению своему, нашел ее запертою. Он пробовал было растворить ее
натиском плеча; калитка, однако, упорствовала; таким образом мой седовласый
любовник очутился в совершенной облаве, потому что калитка эта была
единственной для выхода из сада да еще домовый балкон, через который,
конечно, нечего и думать было пройти. Сообразив все это, Аггей Никитич
взобрался на акацию, а с нее шагнул на верхний брус забора и, ухватившись за
ветку той же акации, попробовал спрыгнуть на землю, до которой было аршина
четыре; ветка при этом обломилась, и Аггей Никитич упал, но сейчас же и
поднялся с земли, причем он, как это после уже припомнил, почувствовал, что
что-то такое обронил, и вместе с тем раздались громкие голоса: "Кто это?
Вор, вор!" И два человека, неузнанные им в темноте, бросились было схватить
Аггея Никитича; однако вместо того он их схватил за шивороты и, отбросив от
себя в растущую у забора крапиву, отправился усиленным шагом домой. Ночь эту
Аггей Никитич не спал спокойно, как прежние ночи: его главным образом
беспокоило, кто такие могли быть эти люди, видимо, запершие калитку и
подстерегавшие его. Скрыть это происшествие от пани Вибель Аггей Никитич
нашел невозможным, и на другой день, придя после обеда в аптеку, он
рассказал ей все и задал тот же вопрос, который делал самому себе, о том,
кто же могли быть эти два человека? Пани Вибель при этом чрезвычайно
сконфузилась.
- О, это я знаю! Это помощник мужа, который его обкрадывает и терпе
двенадцатого снова одевался и, выскочив в окно прямо на улицу, направлялся к
саду аптекаря. Калитку Аггей Никитич заставал незапертою, и с первых же
шагов его по саду кидалась ему в объятия пани Вибель. О, как блаженны были
эти ночи для Аггея Никитича! Не говоря уже об утехах любви, как будто бы и
все другое соединялось, чтобы доставить ему наслаждение: погода стояла
сухая, теплая, и когда он, при первом еще брезге зари, возвращался по
совершенно безлюдным улицам, то попадавшиеся ему навстречу собаки, конечно,
все знавшие Аггея Никитича, ласково виляли перед ним хвостами и казались ему
добрыми друзьями, вышедшими поздравить его с великим счастьем, которое он
переживал. Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком
прыгал в спальню, где, раздевшись и улегшись, засыпал крепчайшим сном часов
до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она
знала, что Аггей Никитич всегда любил спать долго по утрам, и вообще Миропа
Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем супруге, ибо ее
занимала собственная довольно серьезная мысль: видя, как Рамзаев - человек
не особенно практический и расчетливый - богател с каждым днем, Миропа
Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять
ее в долю, когда он на следующий год будет брать новый откуп; но Рамзаев
наотрез отказал ей в том, говоря, что откупное дело рискованное и что он
никогда не позволит себе вовлекать в него своих добрых знакомых. Опешенная
сим отказом, Миропа Дмитриевна придумала другое; но, впрочем, помолчу пока о
прозаических планах Миропы Дмитриевны и обращусь опять к поэзии.
В два часа темнейшей и теплейшей августовской ночи Аггей Никитич,
усталый от ласк и поцелуев пани Вибель, распрощался с нею и пошел к калитке;
но, к удивлению своему, нашел ее запертою. Он пробовал было растворить ее
натиском плеча; калитка, однако, упорствовала; таким образом мой седовласый
любовник очутился в совершенной облаве, потому что калитка эта была
единственной для выхода из сада да еще домовый балкон, через который,
конечно, нечего и думать было пройти. Сообразив все это, Аггей Никитич
взобрался на акацию, а с нее шагнул на верхний брус забора и, ухватившись за
ветку той же акации, попробовал спрыгнуть на землю, до которой было аршина
четыре; ветка при этом обломилась, и Аггей Никитич упал, но сейчас же и
поднялся с земли, причем он, как это после уже припомнил, почувствовал, что
что-то такое обронил, и вместе с тем раздались громкие голоса: "Кто это?
Вор, вор!" И два человека, неузнанные им в темноте, бросились было схватить
Аггея Никитича; однако вместо того он их схватил за шивороты и, отбросив от
себя в растущую у забора крапиву, отправился усиленным шагом домой. Ночь эту
Аггей Никитич не спал спокойно, как прежние ночи: его главным образом
беспокоило, кто такие могли быть эти люди, видимо, запершие калитку и
подстерегавшие его. Скрыть это происшествие от пани Вибель Аггей Никитич
нашел невозможным, и на другой день, придя после обеда в аптеку, он
рассказал ей все и задал тот же вопрос, который делал самому себе, о том,
кто же могли быть эти два человека? Пани Вибель при этом чрезвычайно
сконфузилась.
- О, это я знаю! Это помощник мужа, который его обкрадывает и терпе