едовало бы, - продолжал он, - начать излагать вам строго
исторические факты, окончательно утвержденные и всеми признанные; но это,
полагаю, вы с большим успехом и пользой для себя сами можете сделать, а
потому вот вам сия тетрадь, которую сначала вы, господин Зверев, прочтите, а
потом и ты, Мари, прочтешь.
- Но зачем нам врозь читать с Аггеем Никитичем? Мы с ним прочтем
вместе, - отозвалась та.
- Это - ваше дело, лишь бы вы к истории масонства не отнеслись так же
небрежно, как отнесся Аггей Никитич к ритуалу, - проговорил аптекарь не без
ядовитости, которую, впрочем, постарался смягчить доброю улыбкой.
- Да, в отношении ритуала я ужасно виноват, - сознался тот.
- Историю мы внимательно прочтем и долго будем читать ее, - подхватила
пани Вибель.
Сарказм заметно чувствовался в тане ее голоса.
- И вы вот что сделайте, пан Зверев! Татко после обеда всегда спит, а
вы приходите ко мне в сад, где я бываю, и там в беседке мы будем с вами
читать! - прибавила она Аггею Никитичу.
- К вашим услугам, если только Генрих Федорыч позволит! - проговорил
тот.
- Генрих Федорыч вам все позволит и только предуведомляет, что будет
экзаменовать вас, - сказал Вибель опять-таки с некоторой ядовитостью: втайне
он был очень недоволен тем невниманием, которое обнаружил Аггей Никитич в
отношении к ритуалу, хоть тот и сворачивал на множество занятий.
- Но не послезавтра же ты начнешь нас экзаменовать, потому что завтра
мы, я думаю, очень немного еще прочтем? - возразила пани Вибель.
- Я начну, - ответил на это Вибель, - когда вы сами скажете, что готовы
к испытанию.
- Вот это отлично будет! - похвалила пани Вибель.
- Да, это будет...
Но что будет, Аггей Никитич замялся докончить. Он не привык еще совсем
спокойно лгать, как, видимо, привыкла это делать пани Вибель.
Вслед за тем каждое послеобеда почтенный аптекарь укладывался спать,
пани же Вибель выходила в сад, к ней являлся Аггей Никитич, и они
отправлялись в беседку изучать исторические факты масонства; к чаю неофиты
возвращались в дом, где их уже ожидал Вибель, сидя за самоваром с трубкой в
зубах и держа на коленях кота.
Но прочного счастья, как известно, в мире нет. Тот же самый красивый
помощник, на которого пани Вибель пристально глядела, когда он приготовлял
для Аггея Никитича папье-фаяр в первое посещение того аптеки, вдруг вздумал
каждое послеобеда тоже выходить в сад и собирать с помощью аптекарского
ученика разные лекарственные растения, обильно насаженные предусмотрительным
Вибелем в своем собственном саду, и, собирая эти растения, помощник по
преимуществу старался быть около беседки, так что моим влюбленным почти
слова откровенного нельзя было произнесть друг с другом. Прошли таким
образом день-два; пани Вибель не вытерпела, наконец, и передала Аггею
Никитичу записку, в которой объявляла ему, что в следующие дни им гораздо
удобнее будет видаться не после обеда, а часов в двенадцать ночи, в каковое
время она тихонько будет выходить в сад, и чтобы Аггей Никитич прокрадывался
в него через калитку, которая имелась в задней стене сада и никогда не
запиралась. Новый способ свидания еще более пленил Аггея Никитича; ночь,
луна, сад, таинственное прохождение сквозь маленькую калитку заманчиво
нарисовались в его воображении, и он начал поступать так: часов в
одиннадца
исторические факты, окончательно утвержденные и всеми признанные; но это,
полагаю, вы с большим успехом и пользой для себя сами можете сделать, а
потому вот вам сия тетрадь, которую сначала вы, господин Зверев, прочтите, а
потом и ты, Мари, прочтешь.
- Но зачем нам врозь читать с Аггеем Никитичем? Мы с ним прочтем
вместе, - отозвалась та.
- Это - ваше дело, лишь бы вы к истории масонства не отнеслись так же
небрежно, как отнесся Аггей Никитич к ритуалу, - проговорил аптекарь не без
ядовитости, которую, впрочем, постарался смягчить доброю улыбкой.
- Да, в отношении ритуала я ужасно виноват, - сознался тот.
- Историю мы внимательно прочтем и долго будем читать ее, - подхватила
пани Вибель.
Сарказм заметно чувствовался в тане ее голоса.
- И вы вот что сделайте, пан Зверев! Татко после обеда всегда спит, а
вы приходите ко мне в сад, где я бываю, и там в беседке мы будем с вами
читать! - прибавила она Аггею Никитичу.
- К вашим услугам, если только Генрих Федорыч позволит! - проговорил
тот.
- Генрих Федорыч вам все позволит и только предуведомляет, что будет
экзаменовать вас, - сказал Вибель опять-таки с некоторой ядовитостью: втайне
он был очень недоволен тем невниманием, которое обнаружил Аггей Никитич в
отношении к ритуалу, хоть тот и сворачивал на множество занятий.
- Но не послезавтра же ты начнешь нас экзаменовать, потому что завтра
мы, я думаю, очень немного еще прочтем? - возразила пани Вибель.
- Я начну, - ответил на это Вибель, - когда вы сами скажете, что готовы
к испытанию.
- Вот это отлично будет! - похвалила пани Вибель.
- Да, это будет...
Но что будет, Аггей Никитич замялся докончить. Он не привык еще совсем
спокойно лгать, как, видимо, привыкла это делать пани Вибель.
Вслед за тем каждое послеобеда почтенный аптекарь укладывался спать,
пани же Вибель выходила в сад, к ней являлся Аггей Никитич, и они
отправлялись в беседку изучать исторические факты масонства; к чаю неофиты
возвращались в дом, где их уже ожидал Вибель, сидя за самоваром с трубкой в
зубах и держа на коленях кота.
Но прочного счастья, как известно, в мире нет. Тот же самый красивый
помощник, на которого пани Вибель пристально глядела, когда он приготовлял
для Аггея Никитича папье-фаяр в первое посещение того аптеки, вдруг вздумал
каждое послеобеда тоже выходить в сад и собирать с помощью аптекарского
ученика разные лекарственные растения, обильно насаженные предусмотрительным
Вибелем в своем собственном саду, и, собирая эти растения, помощник по
преимуществу старался быть около беседки, так что моим влюбленным почти
слова откровенного нельзя было произнесть друг с другом. Прошли таким
образом день-два; пани Вибель не вытерпела, наконец, и передала Аггею
Никитичу записку, в которой объявляла ему, что в следующие дни им гораздо
удобнее будет видаться не после обеда, а часов в двенадцать ночи, в каковое
время она тихонько будет выходить в сад, и чтобы Аггей Никитич прокрадывался
в него через калитку, которая имелась в задней стене сада и никогда не
запиралась. Новый способ свидания еще более пленил Аггея Никитича; ночь,
луна, сад, таинственное прохождение сквозь маленькую калитку заманчиво
нарисовались в его воображении, и он начал поступать так: часов в
одиннадца