овольно, пар до десяти, и две тому
были причины: одна из них была та, что французская кадриль, как известно,
нашим тяжеловатым северным натурам пришлась более подходящею, чем другие
резвые танцы, - в ней все могли выхаживать - старые и молодые,
дрессированные в танцевальном искусстве и недрессированные; второй причиной
оказалось то обстоятельство, что мужчины средних лет успели уже сходить в
буфет и, несколько воодушевившись там штритеровской водкой, подняли своих
тяжеловесных дам с их седалищ. Раздавшееся шарканье ногами было столь
громко, что его очень явственно слышали молодые мещане и мещанки, стоявшие
на улице и глазевшие в окна собрания. Собственно же, разговоры дам с их
кавалерами не отличались особенным одушевлением, а это ясно
свидетельствовало, что недостаточно еще было поглощено штритеровки. Даже
Аггей Никитич и пани аптекарша мало говорили, и только уж к концу кадрили
она спросила его:
- А вы, пан Зверев, женаты?
- Женат, - отвечал Аггей Никитич, невольно вздохнув при этом. - Точно
так же, как и вы ведь замужем, - присовокупил он не без грустной иронии.
- Точно так же, как и я, - отвечала тоже не без грусти аптекарша.
После танцев Аггеем Никитичем завладел его предместник по
исправничеству, одетый в тот же ополченский мундир, в котором присутствовал
на бале у сенатора и бывший на этот раз сильно выпившим.
- Бог только меня спасал от этого злодея, нашего бывшего губернского
предводителя Крапчика, - толковал он, шамкая своим беззубым ртом, - совсем
было под уголовщину подвел, и я по смерть мою буду богомольцем за сенатора;
он в те поры заступился за меня, а потом и дворяне почтили мою службу и на
следующую баллотировку повысили меня из заседателей в исправники. Теперь бы
вот покойный Петр Григорьич полюбовался, как его зятек-то в тюрьму угодил, и
вам очень все благодарны, что вы этого архибестию не пожалели. Не льстя вам,
говорю, что вы достойный мне преемник.
Все эти возгласы полупьяного ополченца Аггей Никитич слушал совершенно
невнимательно и, нисколько не помышляя о своих служебных подвигах, старался
не потерять из глаз аптекаршу, стоявшую около мужа, который играл в карты с
почтмейстером, мрачным на вид стариком, украшенным несколькими орденами.
Поболтав несколько времени, ополченец, наконец, оставил Аггея Никитича в
покое, но его немедля же подцепила откупщица.
- Аггей Никитич, подойдите и посидите со мной! - сказала она ему
ласковым голосом.
Аггей Никитич подошел к ней, но не сел.
- Вы, я думаю, не подозреваете, как я люблю вашу супругу, это такая
умная женщина, что, ей-богу, я редко таких встречала, и вы должны быть очень
счастливы в вашей семейной жизни.
В ответ на это Аггей Никитич больше как-то промычал:
- Да, ничего, - и вместе с тем направил свое ухо к столу, где играли
аптекарь и почтмейстер, около которых продолжала стоять аптекарша.
- Ты, татко*, не скоро еще кончишь играть? - спросила она, имея,
по-видимому, привычку называть мужа таткой.
______________
* папа (Прим. автора.).
- Не скоро, - отвечал ей тот и начал медленно тасовать карты.
Видя это, аптекарша, которой наскучило, наконец, стоять пешкой за
стулом мужа, ушла в задние комнаты, а между играющими потом завязался
довольно странный разговор.
- Как вы говорите, что ничего не было?
были причины: одна из них была та, что французская кадриль, как известно,
нашим тяжеловатым северным натурам пришлась более подходящею, чем другие
резвые танцы, - в ней все могли выхаживать - старые и молодые,
дрессированные в танцевальном искусстве и недрессированные; второй причиной
оказалось то обстоятельство, что мужчины средних лет успели уже сходить в
буфет и, несколько воодушевившись там штритеровской водкой, подняли своих
тяжеловесных дам с их седалищ. Раздавшееся шарканье ногами было столь
громко, что его очень явственно слышали молодые мещане и мещанки, стоявшие
на улице и глазевшие в окна собрания. Собственно же, разговоры дам с их
кавалерами не отличались особенным одушевлением, а это ясно
свидетельствовало, что недостаточно еще было поглощено штритеровки. Даже
Аггей Никитич и пани аптекарша мало говорили, и только уж к концу кадрили
она спросила его:
- А вы, пан Зверев, женаты?
- Женат, - отвечал Аггей Никитич, невольно вздохнув при этом. - Точно
так же, как и вы ведь замужем, - присовокупил он не без грустной иронии.
- Точно так же, как и я, - отвечала тоже не без грусти аптекарша.
После танцев Аггеем Никитичем завладел его предместник по
исправничеству, одетый в тот же ополченский мундир, в котором присутствовал
на бале у сенатора и бывший на этот раз сильно выпившим.
- Бог только меня спасал от этого злодея, нашего бывшего губернского
предводителя Крапчика, - толковал он, шамкая своим беззубым ртом, - совсем
было под уголовщину подвел, и я по смерть мою буду богомольцем за сенатора;
он в те поры заступился за меня, а потом и дворяне почтили мою службу и на
следующую баллотировку повысили меня из заседателей в исправники. Теперь бы
вот покойный Петр Григорьич полюбовался, как его зятек-то в тюрьму угодил, и
вам очень все благодарны, что вы этого архибестию не пожалели. Не льстя вам,
говорю, что вы достойный мне преемник.
Все эти возгласы полупьяного ополченца Аггей Никитич слушал совершенно
невнимательно и, нисколько не помышляя о своих служебных подвигах, старался
не потерять из глаз аптекаршу, стоявшую около мужа, который играл в карты с
почтмейстером, мрачным на вид стариком, украшенным несколькими орденами.
Поболтав несколько времени, ополченец, наконец, оставил Аггея Никитича в
покое, но его немедля же подцепила откупщица.
- Аггей Никитич, подойдите и посидите со мной! - сказала она ему
ласковым голосом.
Аггей Никитич подошел к ней, но не сел.
- Вы, я думаю, не подозреваете, как я люблю вашу супругу, это такая
умная женщина, что, ей-богу, я редко таких встречала, и вы должны быть очень
счастливы в вашей семейной жизни.
В ответ на это Аггей Никитич больше как-то промычал:
- Да, ничего, - и вместе с тем направил свое ухо к столу, где играли
аптекарь и почтмейстер, около которых продолжала стоять аптекарша.
- Ты, татко*, не скоро еще кончишь играть? - спросила она, имея,
по-видимому, привычку называть мужа таткой.
______________
* папа (Прим. автора.).
- Не скоро, - отвечал ей тот и начал медленно тасовать карты.
Видя это, аптекарша, которой наскучило, наконец, стоять пешкой за
стулом мужа, ушла в задние комнаты, а между играющими потом завязался
довольно странный разговор.
- Как вы говорите, что ничего не было?