лестела своею дорогой золотой рамой.
Догадавшись, что это было радение, Егор Егорыч поспешил уйти со двора
Екатерины Филипповны и поехал домой.
Здесь я должен заметить, что бессознательное беспокойство Егора Егорыча
о грядущей судьбе Сусанны Николаевны оказалось в настоящие минуты почти
справедливым. Дело в том, что, когда Егор Егорыч уехал к Пилецкому, Сусанна
Николаевна, оставшись одна дома, была совершенно покойна, потому что Углаков
был у них поутру и она очень хорошо знала, что по два раза он не ездит к
ним; но тот вдруг как бы из-под земли вырос перед ней. Сусанна Николаевна
удивилась, смутилась и явно выразила в лице своем неудовольствие.
- Я сейчас встретил Егора Егорыча и видел, что он едет куда-то далеко,
а потому и приехал к вам, - объявил ей Углаков наивно.
- Вы ошибаетесь; муж сейчас вернется, и ваш визит покажется ему
странным... Вы меня компрометируете, Углаков! - возразила ему Сусанна
Николаевна.
- Нет, ничего, - произнес тот умоляющим голосом, - вы не сердитесь
только и выслушайте меня... Я не волен более в себе и заклинаю вас сказать
мне, любите ли вы меня хоть на каплю?..
Сусанна Николаевна сидела, отвернувшись и как бы не слушала его.
- Сусанна Николаевна, - продолжал Углаков, - ваше молчание, ваша
осторожность до такой степени мучат меня, что я или убью себя, или с ума
сойду.
Сусанна Николаевна и на это молчала.
- Но если уж в вас нисколько нет любви ко мне, - продолжал Углаков
трепетным голосом, - то дайте мне, по крайней мере, вашу дружбу, какой
наградила меня Муза Николаевна...
- Дружбу? Извольте! - почти с радостью воскликнула Сусанна Николаевна.
- Я готова к вам питать ее и буду вам искренний и полезный друг... Вот вам в
том рука моя!.. - заключила она и, нимало не остерегаясь, сама протянула ему
руку, которую Углаков схватил и начал целовать десять, двадцать, пятьдесят
раз.
- Будет же, будет! - говорила ему Сусанна Николаевна, тщетно стараясь
оторвать свою руку от его губ. - Идите же, наконец, вон, Углаков!.. Вы, я
вижу, не стоите дружбы! - почти крикнула она на него.
Углаков оставил ее руку и в явном отчаянии опустился на одно из кресел.
- Вы правы, я не могу оставаться вашим другом! - произнес он.
- Ну, так вот видите что, - заговорила Сусанна Николаевна со
свойственною ей в решительных случаях энергией, - я давно это знаю и вижу,
что вы не друг мне, потому что не счастья мне хотите, а желаете, напротив,
погубить меня!..
Углаков отрицательно затряс головой и откинулся на спинку кресла.
- Да, погубить, - повторила Сусанна Николаевна, - потому что, если бы я
позволила себе кем-нибудь увлечься и принадлежать тому человеку, то это все
равно, что он убил бы меня!.. Я, наверное, на другой же день лежала бы в
гробу. Хотите вы этого достигнуть?.. Таиться теперь больше нечего: я
признаюсь вам, что люблю вас, но в то же время думаю и уверена, что вы не
будете столь жестоки ко мне, чтобы воспользоваться моим отчаянием!
Сколь ни восхитило Углакова такое признание Сусанны Николаевны,
последние слова ее, однако, сильно ограничили его восторг.
- Значит, - проговорил он, - мне остается выбирать одно из двух: или
вашу смерть, или мою собственную, и я, конечно, предпочту последнее.
- Нет, нет, и того не делайте! - воскликнула Сусанна Николаевна. - Это
тоже сведет меня в
Догадавшись, что это было радение, Егор Егорыч поспешил уйти со двора
Екатерины Филипповны и поехал домой.
Здесь я должен заметить, что бессознательное беспокойство Егора Егорыча
о грядущей судьбе Сусанны Николаевны оказалось в настоящие минуты почти
справедливым. Дело в том, что, когда Егор Егорыч уехал к Пилецкому, Сусанна
Николаевна, оставшись одна дома, была совершенно покойна, потому что Углаков
был у них поутру и она очень хорошо знала, что по два раза он не ездит к
ним; но тот вдруг как бы из-под земли вырос перед ней. Сусанна Николаевна
удивилась, смутилась и явно выразила в лице своем неудовольствие.
- Я сейчас встретил Егора Егорыча и видел, что он едет куда-то далеко,
а потому и приехал к вам, - объявил ей Углаков наивно.
- Вы ошибаетесь; муж сейчас вернется, и ваш визит покажется ему
странным... Вы меня компрометируете, Углаков! - возразила ему Сусанна
Николаевна.
- Нет, ничего, - произнес тот умоляющим голосом, - вы не сердитесь
только и выслушайте меня... Я не волен более в себе и заклинаю вас сказать
мне, любите ли вы меня хоть на каплю?..
Сусанна Николаевна сидела, отвернувшись и как бы не слушала его.
- Сусанна Николаевна, - продолжал Углаков, - ваше молчание, ваша
осторожность до такой степени мучат меня, что я или убью себя, или с ума
сойду.
Сусанна Николаевна и на это молчала.
- Но если уж в вас нисколько нет любви ко мне, - продолжал Углаков
трепетным голосом, - то дайте мне, по крайней мере, вашу дружбу, какой
наградила меня Муза Николаевна...
- Дружбу? Извольте! - почти с радостью воскликнула Сусанна Николаевна.
- Я готова к вам питать ее и буду вам искренний и полезный друг... Вот вам в
том рука моя!.. - заключила она и, нимало не остерегаясь, сама протянула ему
руку, которую Углаков схватил и начал целовать десять, двадцать, пятьдесят
раз.
- Будет же, будет! - говорила ему Сусанна Николаевна, тщетно стараясь
оторвать свою руку от его губ. - Идите же, наконец, вон, Углаков!.. Вы, я
вижу, не стоите дружбы! - почти крикнула она на него.
Углаков оставил ее руку и в явном отчаянии опустился на одно из кресел.
- Вы правы, я не могу оставаться вашим другом! - произнес он.
- Ну, так вот видите что, - заговорила Сусанна Николаевна со
свойственною ей в решительных случаях энергией, - я давно это знаю и вижу,
что вы не друг мне, потому что не счастья мне хотите, а желаете, напротив,
погубить меня!..
Углаков отрицательно затряс головой и откинулся на спинку кресла.
- Да, погубить, - повторила Сусанна Николаевна, - потому что, если бы я
позволила себе кем-нибудь увлечься и принадлежать тому человеку, то это все
равно, что он убил бы меня!.. Я, наверное, на другой же день лежала бы в
гробу. Хотите вы этого достигнуть?.. Таиться теперь больше нечего: я
признаюсь вам, что люблю вас, но в то же время думаю и уверена, что вы не
будете столь жестоки ко мне, чтобы воспользоваться моим отчаянием!
Сколь ни восхитило Углакова такое признание Сусанны Николаевны,
последние слова ее, однако, сильно ограничили его восторг.
- Значит, - проговорил он, - мне остается выбирать одно из двух: или
вашу смерть, или мою собственную, и я, конечно, предпочту последнее.
- Нет, нет, и того не делайте! - воскликнула Сусанна Николаевна. - Это
тоже сведет меня в