Масоны


- произнесла, уже усмехнувшись,
Сусанна Николаевна, - но я вас прошу об одном: никогда больше со мной не
говорить об этом.
- Я не буду, когда вы не приказываете, - проговорил покорным голосом
Углаков и, видимо, надувшись несколько на Марфину, во всю остальную дорогу
ни слова больше не проговорил с нею и даже, когда она перед своим подъездом
сказала ему: "merci", он ей ответил насмешливым голосом:
- Не стоит благодарности, madame.
- Но куда же вы теперь едете? - спросила его Сусанна Николаевна.
- Еду из светлого рая в многогрешный театр, - отвечал тем же тоном
Углаков и уехал.
Сусанна Николаевна, улыбаясь, вошла в свою квартиру и прямо направилась
к Егору Егорычу, которого она застала за книгой и в шерстяном колпаке, и при
этом - скрывать нечего - он ужасно показался Сусанне Николаевне похожим на
старенький, сморщенный грибок.
Не остановившись, разумеется, ни на секунду на этой мысли, она сказала
ему:
- Ты знаешь, кто меня довез сюда?
Егор Егорыч вопросительно взмахнул на нее глазами.
- Молодой Углаков, сын твоего приятеля.
- А! Что ж ты не привела его ко мне?.. Я его давно не видал... Так ли
он остер, как был в детстве?..
- И теперь остер, но главное - ужасно наивен: что на душе, то и на
языке.
- Это качество хорошее! - заметил Егор Егорыч.
- Конечно, дурной человек не будет откровенен, - заметила Сусанна
Николаевна и пошла к себе в комнату пораспустить корсет, парадное бархатное
платье заменить домашним, и пока она все это совершала, в ее воображении
рисовался, как живой, шустренький Углаков с своими проницательными и
насмешливыми глазками, так что Сусанне Николаевне сделалось досадно на себя.
Возвратясь к мужу и стараясь думать о чем-нибудь другом, она спросила Егора
Егорыча, знает ли он, что в их губернии, как и во многих, начинается голод?
- Знаю, я еще осенью распорядился заготовить для крестьян хлеба, с тем,
чтобы потом выдавать его им бесплатно, - пробормотал тот.
- Ах, как ты хорошо это сделал! - похвалила его с чувством Сусанна
Николаевна.
- Что ж тут особенно хорошего? Это долг мой, обязанность моя! -
возразил Егор Егорыч.

III

Углаковы дали большой вечер. Собравшийся к ним люд был разнообразен:
во-первых, несколько молодых дам и девиц, несколько статских молодых людей и
два - три отпускных гвардейских офицера, товарищи юного Углакова. Старик
Углаков, а еще более того супруга его слыли в Москве людьми умными и
просвещенными, а потому их, собственно, общество по преимуществу состояло из
старых масонов и из дам de lettres*, что в переводе значило: из дам весьма
скучных, значительно безобразных и - по летам своим - полустарух. Карточных
игроков, разместившихся в особой отдельной комнате, было тоже немало, и
посреди них виднелась заметная фигура Калмыка и напоминающая собой копну
сена фигура Феодосия Гаврилыча: он играл в пикет с Лябьевым и имел более чем
когда-либо бессмысленно-серьезное выражение в лице. Танцы производились в
зале под игру тапера, молодой, вертлявый хозяин почти ни на шаг не отходил
от m-me Марфиной, которая, говоря без лести, была красивее и даже наряднее
всех прочих дам: для бала этого Сусанна Николаевна, без всякого понуждения
со стороны Егора Егорыча, сделала себе новое и весьма изящное платье. Муза
Николаевна на этот раз была тоже