узова, выданный в 1835 году 5
января из казначейства того именно городка, в котором Сверстов тогда служил.
- Не можете ли вы мне дать с этого билета копию? - сказал он, сильно
опасаясь, что письмоводитель откажет ему в его просьбе, но тот, быв, видно,
столь же простодушен, как и начальник его, отвечал покорным голосом:
- Отчего же? Можно! - и затем принялся переписывать копию с билета
Тулузова, каковую скрепил своим подписом: "с подлинным верно", и приложил к
ней, сверх того, казенную гимназическую печать.
Положив в карман этот документ и поехав домой, Сверстов с восторгом
помышлял, как он через короткое время докажет, что Тулузов не Тулузов, а
некто другой, и как того посадят за это в тюрьму, где успеют уличить его,
что он убийца бедного мальчика. Несмотря на свои седые волосы, доктор,
видно, мало еще знал свою страну и существующие в ней порядки.
Но вот наконец приблизился и день выбора Тулузова в попечители
гимназии. Дворянство собралось ровно в назначенный час и, видимо, было в
возбужденном состоянии. Посреди этой разнообразной толпы величаво расхаживал
Егор Егорыч в своем отставном гусарском мундире и с усами, как-то более
обыкновенного приподнятыми вверх. Не нужно было иметь большого дара
наблюдения, чтобы в этом маленьком человечке узнать главного вождя
баллотировки, на которой он мог сделать все, что пожелал бы. Между тем в
глубине одного из окон стояли: губернский предводитель, Иван Петрович
Артасьев и Тулузов. Выражение лица последнего было какое-то озлобленное и
насмешливое. До него уже стали доходить слухи, что Марфин поклялся закатать
его черняками.
- Тем хуже для дворянства это будет! Тогда я им вместо пятидесяти тысяч
на пансион покажу шиш! - отвечал на это Тулузов.
В настоящем случае разговор шел тоже об этом предмете.
- Я понять не могу, почему дворянство упирается и не хочет этого? -
говорил Иван Петрович, топорщась и покачивая своим уже не красным, а
фиолетовым носом.
- Причина весьма понятна! - объяснил губернский предводитель. - Василий
Иваныч не внес еще, как предписало ему министерство, денег в дворянский
комитет.
Лицо Тулузова исказилось при этом злой улыбкой.
- Мне, как частному человеку, никакое министерство не может
предписывать, - сказал он, - а не вношу я деньги потому, что не уверен, буду
ли выбран, и тогда зачем же я брошу на ветер пятьдесят тысяч!
- Понимаю вас и, будучи столько обязан Катерине Петровне, конечно, я
стою за вас и буду всегда стоять; но что ж мне делать, когда все почти в
один голос мне возражают: "Положим, мы его выберем, а он не внесет денег?"
- Да как это возможно? - воскликнул на это Иван Петрович.
- Полагаю, что невозможно! - подхватил с прежней усмешкой Тулузов. - Я
тогда лицо официальное становлюсь!.. Если не по чувству чести, то из страха
не пожелаю этого сделать!
- И с этим я согласен, но что ж прикажете делать, когда не убеждаются?
- произнес, пожимая плечами, губернский предводитель. - Я вчера в клубе до
трех часов спорил, и это, как потом я узнал, делается по влиянию вот этого
господина! - заключил он, показывая глазами на проходившего невдалеке
Марфина.
- Его! - подтвердил и Тулузов.
- Тогда я пойду и попрошу его... Он поверит! - произнес Иван Петрович и
тотчас же подошел к Марфину.
- Друг любезный! - закричал он
января из казначейства того именно городка, в котором Сверстов тогда служил.
- Не можете ли вы мне дать с этого билета копию? - сказал он, сильно
опасаясь, что письмоводитель откажет ему в его просьбе, но тот, быв, видно,
столь же простодушен, как и начальник его, отвечал покорным голосом:
- Отчего же? Можно! - и затем принялся переписывать копию с билета
Тулузова, каковую скрепил своим подписом: "с подлинным верно", и приложил к
ней, сверх того, казенную гимназическую печать.
Положив в карман этот документ и поехав домой, Сверстов с восторгом
помышлял, как он через короткое время докажет, что Тулузов не Тулузов, а
некто другой, и как того посадят за это в тюрьму, где успеют уличить его,
что он убийца бедного мальчика. Несмотря на свои седые волосы, доктор,
видно, мало еще знал свою страну и существующие в ней порядки.
Но вот наконец приблизился и день выбора Тулузова в попечители
гимназии. Дворянство собралось ровно в назначенный час и, видимо, было в
возбужденном состоянии. Посреди этой разнообразной толпы величаво расхаживал
Егор Егорыч в своем отставном гусарском мундире и с усами, как-то более
обыкновенного приподнятыми вверх. Не нужно было иметь большого дара
наблюдения, чтобы в этом маленьком человечке узнать главного вождя
баллотировки, на которой он мог сделать все, что пожелал бы. Между тем в
глубине одного из окон стояли: губернский предводитель, Иван Петрович
Артасьев и Тулузов. Выражение лица последнего было какое-то озлобленное и
насмешливое. До него уже стали доходить слухи, что Марфин поклялся закатать
его черняками.
- Тем хуже для дворянства это будет! Тогда я им вместо пятидесяти тысяч
на пансион покажу шиш! - отвечал на это Тулузов.
В настоящем случае разговор шел тоже об этом предмете.
- Я понять не могу, почему дворянство упирается и не хочет этого? -
говорил Иван Петрович, топорщась и покачивая своим уже не красным, а
фиолетовым носом.
- Причина весьма понятна! - объяснил губернский предводитель. - Василий
Иваныч не внес еще, как предписало ему министерство, денег в дворянский
комитет.
Лицо Тулузова исказилось при этом злой улыбкой.
- Мне, как частному человеку, никакое министерство не может
предписывать, - сказал он, - а не вношу я деньги потому, что не уверен, буду
ли выбран, и тогда зачем же я брошу на ветер пятьдесят тысяч!
- Понимаю вас и, будучи столько обязан Катерине Петровне, конечно, я
стою за вас и буду всегда стоять; но что ж мне делать, когда все почти в
один голос мне возражают: "Положим, мы его выберем, а он не внесет денег?"
- Да как это возможно? - воскликнул на это Иван Петрович.
- Полагаю, что невозможно! - подхватил с прежней усмешкой Тулузов. - Я
тогда лицо официальное становлюсь!.. Если не по чувству чести, то из страха
не пожелаю этого сделать!
- И с этим я согласен, но что ж прикажете делать, когда не убеждаются?
- произнес, пожимая плечами, губернский предводитель. - Я вчера в клубе до
трех часов спорил, и это, как потом я узнал, делается по влиянию вот этого
господина! - заключил он, показывая глазами на проходившего невдалеке
Марфина.
- Его! - подтвердил и Тулузов.
- Тогда я пойду и попрошу его... Он поверит! - произнес Иван Петрович и
тотчас же подошел к Марфину.
- Друг любезный! - закричал он