айно. Мать есть второе наше я. В случае, если ответ
Ваш будет мне неблагоприятен, не передавайте оного сами, ибо Вы, может быть,
постараетесь смягчить его и поумалить мое безумие, но пусть мне скажет его
Ваша мать со всей строгостью и суровостью, к какой только способна ее
кроткая душа, и да будет мне сие - говорю это, как говорил бы на исповеди -
в поучение и назидание.
Покорный Вам и радеющий об Вас Firma rupes*".
______________
* Твердая скала (лат.).
Подписанное Егором Егорычем имя было его масонский псевдоним, который
он еще прежде открыл Людмиле. Положив свое послание вместе с белыми женскими
перчатками в большой непроницаемый конверт, он кликнул своего камердинера.
Тот вошел.
- Поди, отвези это письмо... к Людмиле Николаевне... и отдай его ей в
руки, - проговорил Егор Егорыч с расстановкой и покраснев в лице до ушей.
- Слушаю-с! - отвечал покорно Антип Ильич; но Марфину почуялись в этом
ответе какие-то неодобряющие звуки, тем более, что старик, произнеся слово:
слушаю-с, о чем-то тотчас же вздохнул.
"Если не он сам сознательно, то душа его, верно, печалится обо мне", -
подумал Марфин и ждал, не скажет ли ему еще чего-нибудь Антип Ильич, и тот
действительно сказал:
- Ей самой - вы говорите - надо в руки передать?
- Ей! - ответил ему с усилием над собой Марфин.
Но Антип Ильич этим не удовольствовался и снова спросил:
- А если я их не увижу и горничная ихняя выйдет ко мне, то отдавать ли
ей?
На лбу Марфина выступал уже холодный пот.
- Отдай и горничной! - разрешил он, махнув мысленно рукой на все, что
из того бы ни вышло.
Антип Ильич, опять о чем-то вздохнув, неторопливо повернулся и пошел.
"Сами ангелы божий внушают этому старику скорбеть о моем безумии!.." -
подумал Марфин и вслух проговорил:
- Ты вели себе заложить лошадь.
- Зачем? И пешком дойду, - возразил было Антип Ильич, зная, что барин
очень скуп на лошадей; но на этот раз вышло не то.
- Пожалуйста, поезжай, а не пешком иди! - почти умоляющим голосом
воскликнул тот.
Егору Егорычу очень хотелось поскорее узнать, что велит ему сказать
Людмила, и у него даже была маленькая надежда, не напишет ли она ему письмо.
- Хорошо, лошадь заложат, коли вы приказываете! - отвечал, по-видимому,
совершенно флегматически Антип Ильич; но Марфину снова послышалось в ответе
старика неудовольствие.
IV
Дом Рыжовых отстоял недалеко от гостиницы Архипова. Ченцов, имевший
обыкновение ничего и никого не щадить для красного словца, давно прозвал
этот дом за его наружность и за образ жизни, который вели в нем его
владельцы, хаотическим домом. Он уверял, что Марфин потому так и любит
бывать у Рыжовых, что ему у них все напоминает первобытный хаос, когда земля
была еще неустроена, и когда только что сотворенные люди были совершенно
чисты, хоть уже и обнаруживали некоторое поползновение к грешку. Во всей
этой иронии его была некоторая доля правды: самый дом представлял почти
развалину; на его крыше и стенах краска слупилась и слезла; во многих окнах
виднелись разбитые и лопнувшие стекла; паркет внутри дома покосился и
растрескался; в некоторых комнатах существовала жара невыносимая, а в других
- холод непомерный. По большей части часов еще с четырех утра в нем
появлялся огонек: это значи
Ваш будет мне неблагоприятен, не передавайте оного сами, ибо Вы, может быть,
постараетесь смягчить его и поумалить мое безумие, но пусть мне скажет его
Ваша мать со всей строгостью и суровостью, к какой только способна ее
кроткая душа, и да будет мне сие - говорю это, как говорил бы на исповеди -
в поучение и назидание.
Покорный Вам и радеющий об Вас Firma rupes*".
______________
* Твердая скала (лат.).
Подписанное Егором Егорычем имя было его масонский псевдоним, который
он еще прежде открыл Людмиле. Положив свое послание вместе с белыми женскими
перчатками в большой непроницаемый конверт, он кликнул своего камердинера.
Тот вошел.
- Поди, отвези это письмо... к Людмиле Николаевне... и отдай его ей в
руки, - проговорил Егор Егорыч с расстановкой и покраснев в лице до ушей.
- Слушаю-с! - отвечал покорно Антип Ильич; но Марфину почуялись в этом
ответе какие-то неодобряющие звуки, тем более, что старик, произнеся слово:
слушаю-с, о чем-то тотчас же вздохнул.
"Если не он сам сознательно, то душа его, верно, печалится обо мне", -
подумал Марфин и ждал, не скажет ли ему еще чего-нибудь Антип Ильич, и тот
действительно сказал:
- Ей самой - вы говорите - надо в руки передать?
- Ей! - ответил ему с усилием над собой Марфин.
Но Антип Ильич этим не удовольствовался и снова спросил:
- А если я их не увижу и горничная ихняя выйдет ко мне, то отдавать ли
ей?
На лбу Марфина выступал уже холодный пот.
- Отдай и горничной! - разрешил он, махнув мысленно рукой на все, что
из того бы ни вышло.
Антип Ильич, опять о чем-то вздохнув, неторопливо повернулся и пошел.
"Сами ангелы божий внушают этому старику скорбеть о моем безумии!.." -
подумал Марфин и вслух проговорил:
- Ты вели себе заложить лошадь.
- Зачем? И пешком дойду, - возразил было Антип Ильич, зная, что барин
очень скуп на лошадей; но на этот раз вышло не то.
- Пожалуйста, поезжай, а не пешком иди! - почти умоляющим голосом
воскликнул тот.
Егору Егорычу очень хотелось поскорее узнать, что велит ему сказать
Людмила, и у него даже была маленькая надежда, не напишет ли она ему письмо.
- Хорошо, лошадь заложат, коли вы приказываете! - отвечал, по-видимому,
совершенно флегматически Антип Ильич; но Марфину снова послышалось в ответе
старика неудовольствие.
IV
Дом Рыжовых отстоял недалеко от гостиницы Архипова. Ченцов, имевший
обыкновение ничего и никого не щадить для красного словца, давно прозвал
этот дом за его наружность и за образ жизни, который вели в нем его
владельцы, хаотическим домом. Он уверял, что Марфин потому так и любит
бывать у Рыжовых, что ему у них все напоминает первобытный хаос, когда земля
была еще неустроена, и когда только что сотворенные люди были совершенно
чисты, хоть уже и обнаруживали некоторое поползновение к грешку. Во всей
этой иронии его была некоторая доля правды: самый дом представлял почти
развалину; на его крыше и стенах краска слупилась и слезла; во многих окнах
виднелись разбитые и лопнувшие стекла; паркет внутри дома покосился и
растрескался; в некоторых комнатах существовала жара невыносимая, а в других
- холод непомерный. По большей части часов еще с четырех утра в нем
появлялся огонек: это значи