обно на случай
каких-нибудь рандеву, если только вы имеете их в вашем отдельном флигельке.
- Нет-с, я ни в моем флигельке и нигде никаких рандеву не имею.
- Ну, полноте, пожалуйста, поверю я вам! - перебила его Катрин. - Бывши
таким молодым человеком, вы будете обходиться без рандеву!
- Совершенно обхожусь без них, - повторил Тулузов, - и в доказательство
того я с величайшим восторгом принимаю ваше предложение поселиться в одном с
вами доме, чтобы каждую минуту быть защитником вашим, и надеюсь, что скорей
лягу костьми, чем что-либо случится неприятное для вас.
При таком изъяснении Тулузова, Катрин немного покраснела; но, тем не
менее, ей, как кажется, было приятно выслушать, что он ей высказал.
На другой день управляющий со всем своим имуществом, не выключая и
окованного железом сундука, переселился в большой дом и расположился там с
полным удобством. По поводу сих перемен дворовые и крестьяне Екатерины
Петровны, хотя и не были особенно способны соображать разные тонкости,
однако инстинктивно поняли, что вот-де прежде у них был барин настоящий,
Валерьян Николаич Ченцов, барин души доброй, а теперь, вместо него,
полубарин, черт его знает какой и откедова выходец. Слухи о том же самом
невдолге дошли и до губернского города, и первая принялась их распространять
косая дама, если только еще не забыл ее читатель. Дама сия, после долгого
многогрешения, занялась богомольством и приемом разного рода странников,
странниц, монахинь, монахов, ходящих за сбором, и между прочим раз к ней
зашла старая-престарая богомолка, которая родом хоть и происходила из
дворян, но по густым и длинным бровям, отвисшей на глаза коже, по грубым
морщинам на всем лице и, наконец, по мужицким сапогам с гвоздями, в которые
обуты были ее ноги, она скорей походила на мужика, чем на благородную
девицу, тем более, что говорила, или, точнее сказать, токовала густым басом
и все в один тон: "То-то-то!.. То-то-то!.."
Косая дама сейчас принялась эту старицу накачивать чаем, а та в
благодарность за то начала ей толковать:
- Была, я, сударыня, нынешним летом у Егора Егорыча Марфина, - супруга
у них теперича молодая, - им доложили обо мне, она позвала меня к себе в
комнату, напоила, накормила меня и говорит мне: "Вы бы, старушка, в баню
сходили, и имеете ли вы рубашку чистую?" - "Нету, говорю, сударыня, была у
меня всего одна смена, да и ту своя же братья, богомолки, украли". - "Ну,
так, говорит, нате вот вам!" - и подарила мне отличнейшие три рубахи и тут
же приказала, чтобы баню про меня истопили... Добрая, что уж это говорить!..
А тут, на родину-то пришемши, заходила было я тоже к племянничку Егора
Егорыча, Валерьяну Николаичу Ченцову, - ну, барыню того нигде и никому не
похвалю, - мужа теперь она прогнала от себя, а сама живет с управляющим!
- Как с управляющим? Со своим крепостным, значит, мужиком? -
воскликнула с любопытством косая дама.
- Может, что и мужик, но ходит стриженый и в дворянском платье.
- Да кто же вам сказывал, что Катерина Петровна унизилась до какого-то
лакея? - продолжала расспрашивать свою гостью косая дама.
- Кому сказывать, окромя людишек ихних? Известно, кто про нас, бар,
говорит - все рабы наши... Я тоже в усадьбу-то прибрела к вечеру, прямо
прошла в людскую и думала, что и в дом меня сведут, однако-че говорят, что
никаких стра
каких-нибудь рандеву, если только вы имеете их в вашем отдельном флигельке.
- Нет-с, я ни в моем флигельке и нигде никаких рандеву не имею.
- Ну, полноте, пожалуйста, поверю я вам! - перебила его Катрин. - Бывши
таким молодым человеком, вы будете обходиться без рандеву!
- Совершенно обхожусь без них, - повторил Тулузов, - и в доказательство
того я с величайшим восторгом принимаю ваше предложение поселиться в одном с
вами доме, чтобы каждую минуту быть защитником вашим, и надеюсь, что скорей
лягу костьми, чем что-либо случится неприятное для вас.
При таком изъяснении Тулузова, Катрин немного покраснела; но, тем не
менее, ей, как кажется, было приятно выслушать, что он ей высказал.
На другой день управляющий со всем своим имуществом, не выключая и
окованного железом сундука, переселился в большой дом и расположился там с
полным удобством. По поводу сих перемен дворовые и крестьяне Екатерины
Петровны, хотя и не были особенно способны соображать разные тонкости,
однако инстинктивно поняли, что вот-де прежде у них был барин настоящий,
Валерьян Николаич Ченцов, барин души доброй, а теперь, вместо него,
полубарин, черт его знает какой и откедова выходец. Слухи о том же самом
невдолге дошли и до губернского города, и первая принялась их распространять
косая дама, если только еще не забыл ее читатель. Дама сия, после долгого
многогрешения, занялась богомольством и приемом разного рода странников,
странниц, монахинь, монахов, ходящих за сбором, и между прочим раз к ней
зашла старая-престарая богомолка, которая родом хоть и происходила из
дворян, но по густым и длинным бровям, отвисшей на глаза коже, по грубым
морщинам на всем лице и, наконец, по мужицким сапогам с гвоздями, в которые
обуты были ее ноги, она скорей походила на мужика, чем на благородную
девицу, тем более, что говорила, или, точнее сказать, токовала густым басом
и все в один тон: "То-то-то!.. То-то-то!.."
Косая дама сейчас принялась эту старицу накачивать чаем, а та в
благодарность за то начала ей толковать:
- Была, я, сударыня, нынешним летом у Егора Егорыча Марфина, - супруга
у них теперича молодая, - им доложили обо мне, она позвала меня к себе в
комнату, напоила, накормила меня и говорит мне: "Вы бы, старушка, в баню
сходили, и имеете ли вы рубашку чистую?" - "Нету, говорю, сударыня, была у
меня всего одна смена, да и ту своя же братья, богомолки, украли". - "Ну,
так, говорит, нате вот вам!" - и подарила мне отличнейшие три рубахи и тут
же приказала, чтобы баню про меня истопили... Добрая, что уж это говорить!..
А тут, на родину-то пришемши, заходила было я тоже к племянничку Егора
Егорыча, Валерьяну Николаичу Ченцову, - ну, барыню того нигде и никому не
похвалю, - мужа теперь она прогнала от себя, а сама живет с управляющим!
- Как с управляющим? Со своим крепостным, значит, мужиком? -
воскликнула с любопытством косая дама.
- Может, что и мужик, но ходит стриженый и в дворянском платье.
- Да кто же вам сказывал, что Катерина Петровна унизилась до какого-то
лакея? - продолжала расспрашивать свою гостью косая дама.
- Кому сказывать, окромя людишек ихних? Известно, кто про нас, бар,
говорит - все рабы наши... Я тоже в усадьбу-то прибрела к вечеру, прямо
прошла в людскую и думала, что и в дом меня сведут, однако-че говорят, что
никаких стра