сь в Синьково, нацарапал каракулями длиннейшее донесение
управляющему, который при отъезде приказал ему писать немедленно, если
что-нибудь в усадьбе случится. Получив это донесение, Тулузов, несмотря на
привычку не выражать своих чувств и мыслей, не выдержал и вошел в комнату
Екатерины Петровны с сияющим от радости лицом.
- Все устроилось как нельзя лучше! - проговорил он.
Екатерина Петровна бросила на него вопросительный взгляд.
- Валерьян Николаич уехал из Синькова и больше уж недели не
возвращается...
- Куда ж он мог уехать? - спросила Катрин, тоже, как заметно, довольная
этой новостью.
- Неизвестно-с, и староста наш уведомляет меня, что Валерьян Николаич
сначала уходил куда-то пешком, а потом приехал в Синьково на двух
обывательских тройках; на одну из них уложил свои чемоданы, а на другую сел
сам и уехал!
Катрин при этом грустно улыбнулась.
"Вероятно, на эти чемоданы с платьем Валерьян теперь и рассчитал свою
будущую жизнь, - безумец, безумец!" - подумала она.
Конечно, у него был очень ценный туалет; одних шуб имелось три, из
которых одна в две тысячи рублей, другая в тысячу, третья хоть и подешевле,
но у нее бобровый воротник стоил пятьсот рублей. Кроме того, Катрин подарила
ему много брильянтовых вещей и очень дорогой хронометр покойного Петра
Григорьича. Всего этого она теперь уж и пожалела: знай Катрин, что супруг с
ней так поступит, она, конечно бы, никогда не позволила себе быть столь
щедрою с ним.
- А что же Аксинья? - спросила она управляющего. - Вы, кажется, еще до
сих пор не сделали никакого распоряжения насчет ее?
- Аксинья тоже скрылась из своей деревни и не возвращается в нее! -
объяснил тот.
- Значит, она бежала с Валерьяном? - произнесла Катрин.
- В народе идет другая молва! - ответил управляющий. - Старый свекор ее
утверждает, что она, испугавшись вашего гнева, утопилась!
- Какая чувствительная, скажите! - воскликнула Катрин по наружности
насмешливо, хотя в глубине ее совести что-то очень боязливое и неприятное
кольнуло ее. - Почему ж старик Власий говорит, что Аксинья утопилась?
- Да будто бы нашли ее платок с головы и сарафан на берегу тамошней
речки.
- Вздор это! - перебила торопливо Катрин.
- Конечно, вздор! - подхватил и Тулузов. - Вы совершенно справедливо
предположили, что ее увез с собой Валерьян Николаич.
- Непременно! - сказала Катрин, с одной стороны, с удовольствием
подумавшая, что Аксинья не утопилась от ее бесчеловечного распоряжения, а с
другой - это мучительно отозвалось на чувстве ревности Катрин. "Таким
образом, - думала она, - эта тварь совершенно заменяет теперь меня Валерьяну
и, может быть, даже милей ему, чем когда-либо я была!" Но тут уж в Катрин
заговорило самолюбие. "Пусть себе живут и наслаждаются, и интересно знать,
надолго ли хватит им этого туалета, увезенного Ченцовым на пропитание себя и
своей возлюбленной", - прибавила она себе мысленно и кинула довольно
странный взгляд на управляющего.
Тулузов тоже ответил ей странным и весьма проницательным взором.
Еще с месяц после этой сцены Катрин жила в губернском городе, обдумывая
и решая, как и где ей жить? Первоначально она предполагала уехать в
которую-нибудь из столиц с тем, чтобы там жуировать и даже кутить; но Катрин
вскоре сознала, что она не склонна к подобному роду жизн
управляющему, который при отъезде приказал ему писать немедленно, если
что-нибудь в усадьбе случится. Получив это донесение, Тулузов, несмотря на
привычку не выражать своих чувств и мыслей, не выдержал и вошел в комнату
Екатерины Петровны с сияющим от радости лицом.
- Все устроилось как нельзя лучше! - проговорил он.
Екатерина Петровна бросила на него вопросительный взгляд.
- Валерьян Николаич уехал из Синькова и больше уж недели не
возвращается...
- Куда ж он мог уехать? - спросила Катрин, тоже, как заметно, довольная
этой новостью.
- Неизвестно-с, и староста наш уведомляет меня, что Валерьян Николаич
сначала уходил куда-то пешком, а потом приехал в Синьково на двух
обывательских тройках; на одну из них уложил свои чемоданы, а на другую сел
сам и уехал!
Катрин при этом грустно улыбнулась.
"Вероятно, на эти чемоданы с платьем Валерьян теперь и рассчитал свою
будущую жизнь, - безумец, безумец!" - подумала она.
Конечно, у него был очень ценный туалет; одних шуб имелось три, из
которых одна в две тысячи рублей, другая в тысячу, третья хоть и подешевле,
но у нее бобровый воротник стоил пятьсот рублей. Кроме того, Катрин подарила
ему много брильянтовых вещей и очень дорогой хронометр покойного Петра
Григорьича. Всего этого она теперь уж и пожалела: знай Катрин, что супруг с
ней так поступит, она, конечно бы, никогда не позволила себе быть столь
щедрою с ним.
- А что же Аксинья? - спросила она управляющего. - Вы, кажется, еще до
сих пор не сделали никакого распоряжения насчет ее?
- Аксинья тоже скрылась из своей деревни и не возвращается в нее! -
объяснил тот.
- Значит, она бежала с Валерьяном? - произнесла Катрин.
- В народе идет другая молва! - ответил управляющий. - Старый свекор ее
утверждает, что она, испугавшись вашего гнева, утопилась!
- Какая чувствительная, скажите! - воскликнула Катрин по наружности
насмешливо, хотя в глубине ее совести что-то очень боязливое и неприятное
кольнуло ее. - Почему ж старик Власий говорит, что Аксинья утопилась?
- Да будто бы нашли ее платок с головы и сарафан на берегу тамошней
речки.
- Вздор это! - перебила торопливо Катрин.
- Конечно, вздор! - подхватил и Тулузов. - Вы совершенно справедливо
предположили, что ее увез с собой Валерьян Николаич.
- Непременно! - сказала Катрин, с одной стороны, с удовольствием
подумавшая, что Аксинья не утопилась от ее бесчеловечного распоряжения, а с
другой - это мучительно отозвалось на чувстве ревности Катрин. "Таким
образом, - думала она, - эта тварь совершенно заменяет теперь меня Валерьяну
и, может быть, даже милей ему, чем когда-либо я была!" Но тут уж в Катрин
заговорило самолюбие. "Пусть себе живут и наслаждаются, и интересно знать,
надолго ли хватит им этого туалета, увезенного Ченцовым на пропитание себя и
своей возлюбленной", - прибавила она себе мысленно и кинула довольно
странный взгляд на управляющего.
Тулузов тоже ответил ей странным и весьма проницательным взором.
Еще с месяц после этой сцены Катрин жила в губернском городе, обдумывая
и решая, как и где ей жить? Первоначально она предполагала уехать в
которую-нибудь из столиц с тем, чтобы там жуировать и даже кутить; но Катрин
вскоре сознала, что она не склонна к подобному роду жизн