Слепая фортуна сильно благоприятствовала всем его начинаниям. По случаю
ходивших по городу бесспорных слухов об его отношениях к m-me Ченцовой,
завись его дело от какого-нибудь другого начальствующего лица, а не от Ивана
Петровича Артасьева, Тулузов вряд ли бы что-нибудь успел. В то время еще
обращали некоторое внимание на нравственную сторону жизни господ
жертвователей, но простодушнейший Артасьев, вероятно, и не слыхавший ничего
о Тулузове, а если и слыхавший, так давно это забывший, и имея в голове одну
только мысль, что как бы никак расширить гимназическое помещение, не
представил никакого затруднения для Тулузова; напротив, когда тот явился к
нему и изъяснил причину своего визита, Иван Петрович распростер перед ним
руки; большой и красноватый нос его затрясся, а на добрых серых глазах
выступили даже слезы.
- Душа моя! - воскликнул он. - Вы нам истинное благодеяние оказываете!
Позвольте мне познакомить вас с моим другом Пилецким!
И добряк хотел было Тулузова ввести в комнату к Мартыну Степанычу, до
сих пор еще проживавшему у него и тщетно ждавшему разрешения воротиться в
Петербург. Тулузов уклонился от этого приглашения и сказал, что он просит
это дело вести пока конфиденциально.
- Извольте, извольте, душа моя, но чем же вы желаете, чтобы вас
вознаградило правительство? Я на это имею такого рода бумагу! - говорил Иван
Петрович все с более и более краснеющим и трясущимся носом и с торжеством
выкладывая перед глаза Тулузова предложение министра, в котором было
сказано: отыскать жертвователей с обещанием им награды.
- Я желаю получить одну милость от правительства, - стал отвечать
Тулузов, - я личный дворянин, и так как у меня могут быть дети...
- О, без сомнения, бог благословит вас этим! - перебил его Иван
Петрович.
- Да-с, и потому хотелось бы, чтобы они наследовали от меня дворянство.
- Да как же им и не наследовать, когда вы для чужих детей делаете
столько добра! - восклицал Иван Петрович.
- Способ для этого такой: чтобы дали мне Владимира хоть третьей
степени, - толковал ему Тулузов.
- Конечно, конечно! - соглашался Иван Петрович.
- Я бы попросил вас записать о моем желании! - добавил Тулузов.
- Сию же секунду! - говорил Иван Петрович, торопливо записывая в свою
памятную книжку желание Тулузова.
- А кому деньги прикажете мне представить? - спросил тот.
- Мне, если только доверяете! - сказал Иван Петрович.
- О, помилуйте, ваше превосходительство!.. - подхватил Тулузов, хотя и
знал, что Артасьев был только еще статский советник, и потом, вынув из
кармана безыменный билет, на котором внушительно красовалась цифра: тридцать
тысяч, почтительно подал его Ивану Петровичу.
- Святые эти денежки, святые! - говорил тот, смотря на билет. - Кто
внушил вам эту благую мысль, я не знаю!
- Собственное мое сердце, ваше превосходительство: я сам вышел из людей
бедных и знаю, что образование нам необходимее даже, чем богатым людям, и
если на мои деньги хоть десять мальчиков получат воспитание, так бог и за то
меня вознаградит.
- Сторицею вознаградит и еще более изольет на вас благодати, которую вы
и без того уже издавна в душе вашей имели!
- Благодаря бога, имею склонность к добрым делам! - произнес с чувством
Тулузов и, получив квитанцию в представленных им Артасьеву тридцати тысячах,
раскланя
ходивших по городу бесспорных слухов об его отношениях к m-me Ченцовой,
завись его дело от какого-нибудь другого начальствующего лица, а не от Ивана
Петровича Артасьева, Тулузов вряд ли бы что-нибудь успел. В то время еще
обращали некоторое внимание на нравственную сторону жизни господ
жертвователей, но простодушнейший Артасьев, вероятно, и не слыхавший ничего
о Тулузове, а если и слыхавший, так давно это забывший, и имея в голове одну
только мысль, что как бы никак расширить гимназическое помещение, не
представил никакого затруднения для Тулузова; напротив, когда тот явился к
нему и изъяснил причину своего визита, Иван Петрович распростер перед ним
руки; большой и красноватый нос его затрясся, а на добрых серых глазах
выступили даже слезы.
- Душа моя! - воскликнул он. - Вы нам истинное благодеяние оказываете!
Позвольте мне познакомить вас с моим другом Пилецким!
И добряк хотел было Тулузова ввести в комнату к Мартыну Степанычу, до
сих пор еще проживавшему у него и тщетно ждавшему разрешения воротиться в
Петербург. Тулузов уклонился от этого приглашения и сказал, что он просит
это дело вести пока конфиденциально.
- Извольте, извольте, душа моя, но чем же вы желаете, чтобы вас
вознаградило правительство? Я на это имею такого рода бумагу! - говорил Иван
Петрович все с более и более краснеющим и трясущимся носом и с торжеством
выкладывая перед глаза Тулузова предложение министра, в котором было
сказано: отыскать жертвователей с обещанием им награды.
- Я желаю получить одну милость от правительства, - стал отвечать
Тулузов, - я личный дворянин, и так как у меня могут быть дети...
- О, без сомнения, бог благословит вас этим! - перебил его Иван
Петрович.
- Да-с, и потому хотелось бы, чтобы они наследовали от меня дворянство.
- Да как же им и не наследовать, когда вы для чужих детей делаете
столько добра! - восклицал Иван Петрович.
- Способ для этого такой: чтобы дали мне Владимира хоть третьей
степени, - толковал ему Тулузов.
- Конечно, конечно! - соглашался Иван Петрович.
- Я бы попросил вас записать о моем желании! - добавил Тулузов.
- Сию же секунду! - говорил Иван Петрович, торопливо записывая в свою
памятную книжку желание Тулузова.
- А кому деньги прикажете мне представить? - спросил тот.
- Мне, если только доверяете! - сказал Иван Петрович.
- О, помилуйте, ваше превосходительство!.. - подхватил Тулузов, хотя и
знал, что Артасьев был только еще статский советник, и потом, вынув из
кармана безыменный билет, на котором внушительно красовалась цифра: тридцать
тысяч, почтительно подал его Ивану Петровичу.
- Святые эти денежки, святые! - говорил тот, смотря на билет. - Кто
внушил вам эту благую мысль, я не знаю!
- Собственное мое сердце, ваше превосходительство: я сам вышел из людей
бедных и знаю, что образование нам необходимее даже, чем богатым людям, и
если на мои деньги хоть десять мальчиков получат воспитание, так бог и за то
меня вознаградит.
- Сторицею вознаградит и еще более изольет на вас благодати, которую вы
и без того уже издавна в душе вашей имели!
- Благодаря бога, имею склонность к добрым делам! - произнес с чувством
Тулузов и, получив квитанцию в представленных им Артасьеву тридцати тысячах,
раскланя