Масоны


одские власти выразили большое участие m-me Ченцовой
по приезде ее в губернский город, где она остановилась в гостинице Архипова
и почти лежала в постели, страдая от своих, хоть а не опасных, но очень
больких ранок. Губернатор, когда к нему явился управляющий Тулузов и от
имени госпожи своей доложил ему обо всем, что произошло в Синькове, высказал
свое глубокое сожаление и на другой же день, приехав к Екатерине Петровне,
объявил ей, что она может не просить его, но приказывать ему, что именно он
должен предпринять для облегчения ее горестного положения.
- Барон, - сказала на это Катрин, потупляя свои печальные глаза, - вы
так были добры после смерти отца, что, я надеюсь, не откажетесь помочь мне и
в настоящие минуты: мужа моего, как вот говорил мне Василий Иваныч... - и
Катрин указала на почтительно стоявшего в комнате Тулузова, - говорил, что
ежели пойдет дело, то Ченцова сошлют.
- Вероятно! - не отвергнул губернатор.
- Но я, - сколько он ни виноват передо мною, - обдумав теперь, не желаю
этого: ссора наша чисто семейная, и мне потом, согласитесь, барон, остаться
женою ссыльного ужасно!.. И за что же я, без того убитая горем, буду этим
титулом называться всю мою жизнь?
- Совершенно вас понимаю, - подхватил губернатор, - и употреблю с своей
стороны все усилия, чтобы не дать хода этому делу, хотя также советую вам
попросить об том же жандармского полковника, потому что дела этого рода
больше зависят от них, чем от нас, губернаторов!
- Я, несмотря на болезнь, готова хоть сейчас ехать к полковнику и
умолять его! - произнесла Катрин.
- Зачем же вам ехать?.. Я ему скажу, и он сам к вам приедет! -
обязательно предложил ей губернатор, а затем, проговорив чистейшим
французским прононсом: - Soyez tranquille, madame!* - уехал.
______________
* Будьте спокойны, мадам! (франц.).

Подобно своему родственнику графу Эдлерсу, барон Висбах был весьма
любезен со всеми дамами и даже часто исполнял их не совсем законные просьбы.
Жандармский полковник, весьма благообразный из себя и, должно быть, по
происхождению поляк, потому что носил чисто польскую фамилию Пшедавский,
тоже не замедлил посетить Екатерину Петровну. Она рассказала ему откровенно
все и умоляла его позволить не начинать дела.
- Я не имею права ни начинать, ни прекращать дел, - пояснил ей вежливо
полковник, - а могу сказать только, что ничего не имею против того, чтобы
дела не вчинали: наша обязанность скорее примирять, чем раздувать вражду в
семействах!
- Кроме того, полковник, - продолжала Катрин, тем же умоляющим тоном, -
я прошу вас защитить меня от мужа: он так теперь зол и ненавидит меня, что
может каждую минуту ворваться ко мне и наделать бог знает чего!
- Защитить вас от этого решительно вне нашей власти!.. Вот если бы от
вас была жалоба, тогда господина Ченцова, вероятно бы, арестовали.
- Я точно то же докладывал Катерине Петровне, - вмешался в разговор
опять-таки присутствовавший при этом объяснении управляющий.
- Дела вести я не хочу - вы это слышали, как я говорила губернатору, и
должны понимать, почему я этого не желаю! - сказала тому с оттенком досады
Катрин.
Тогда Тулузов обратился к жандармскому штаб-офицеру.
- В таком случае, господин полковник, - сказал он, почтительно склонив
голову, - не благоугодно ли будет вам обязать, по крайней мере, господина
Ч