употребила
все свое старание и уменье и свела его с тою снохою пчеловода, на которую
намекнул ему Тулузов. Бабенка эта действительно оказалась прехорошенькой и
премечтательной, так что в этом отношении Людмиле, пожалуй, не уступала.
Ченцов увлекся ею до чертиков. Между тем Маланья, побуждаемая главным
образом корыстью, ждала с великим нетерпением получить от синьковского
барина новое приглашение; когда же такового не последовало, она принялась
разведывать, нет ли у нее соперницы, и весьма скоро дознала, что барин этот
стал возжаться с своей крепостной крестьянкой из деревни Федюхиной. Прежде
всего Маланья прибежала к старухе Арине, разругалась с ней, почесть
наплевала ей в глаза, говоря, что это ей, старой чертовке, а также и подлой
Аксютке (имя мечтательной бабенки) не пройдет даром! Все это старуха Арина
скрыла от Ченцова, рассчитывая так, что бесстыжая Маланья языком только
брешет, ан вышло не то, и раз, когда Валерьян Николаич, приехав к Арине,
сидел у нее вместе с своей Аксюшей в особой горенке, Маланья нагрянула в
избу к Арине, подняла с ней ругню, мало того, - добралась и до Ченцова.
- Так барину поступать нехорошо! - заорала она, распахнув дверь в
горенку. - Коли я теперича согласилась с вами, так зачем же вам брать
другую?.. Что же я на смех, что ли, далась? Я девушка честная, а не
какая-нибудь!
- Какая ты честная девушка, коли ты в остроге сидела за то, что купца
обокрала! - кричала не тише Маланьи стоявшая за ней старуха Арина.
- Врешь, врешь!.. Ты не клепли, ведьма!.. А уж тебе, Аксинья, коли где
встречу, всю косу растреплю!.. Ты не отбивай у других! - продолжала орать
Маланья.
Бедная Аксюша при этом хлобыснулась своим красивым лицом на стол и
закрылась рукавом рубахи, как бы желая, чтобы ей никого не видеть и чтобы ее
никто не видел. Ченцов, ошеломленный всей этой сценой, при последней угрозе
Маланьи поднялся на ноги и крикнул ей страшным голосом:
- Вон!.. Прогони ее, Арина! - приказал он старухе.
- А я ее вот чем смажу, - подхватила та и прямо же хватила попавшею ей
под руку метлою Маланью по шее.
- Метла-то, дьяволица, о двух концах! - вскрикнула, в свою очередь,
Маланья и хотела было вырвать у Арины метлу, но старуха крепко держала свое
оружие и съездила Маланью уже по лицу, которая тогда заревела и побежала,
крича: "Погодите! Постойте!"
Старуха Арина поспешила запереть весь свой домишко изнутри, но не
прошло и пяти минут, как перед ее избой снова показалась Маланья и уже в
сопровождении своего старого родителя, который явился босиком и в совершенно
разорванной рубахе. Он был пропившийся кузнец, перед тем только пересланный
из Москвы в деревню по этапу. Кузнец и Маланья принялись стучать во входную
дверь в избу, но старуха Арина не отпирала; тогда Маланья и ее родитель
подошли к окнам горенки и начали в них стучать. Ченцову наконец надоело
такое осадное положение: он с бешенством в лице подскочил к окну и распахнул
его.
- Что вам надобно? - крикнул он громовым голосом, так, что кузнец,
видимо, струхнул.
- Ваше превосходительство, - начал он, прижимая руку к своей
полуобнаженной груди, - теперича я родитель этой девушки, за что ж так меня
и ее обижать?..
- Не вас обижают, а вы буяните тут! - кричал Ченцов. - Чего,
собственно, вы хотите от меня?
- Ваше превосходительст
все свое старание и уменье и свела его с тою снохою пчеловода, на которую
намекнул ему Тулузов. Бабенка эта действительно оказалась прехорошенькой и
премечтательной, так что в этом отношении Людмиле, пожалуй, не уступала.
Ченцов увлекся ею до чертиков. Между тем Маланья, побуждаемая главным
образом корыстью, ждала с великим нетерпением получить от синьковского
барина новое приглашение; когда же такового не последовало, она принялась
разведывать, нет ли у нее соперницы, и весьма скоро дознала, что барин этот
стал возжаться с своей крепостной крестьянкой из деревни Федюхиной. Прежде
всего Маланья прибежала к старухе Арине, разругалась с ней, почесть
наплевала ей в глаза, говоря, что это ей, старой чертовке, а также и подлой
Аксютке (имя мечтательной бабенки) не пройдет даром! Все это старуха Арина
скрыла от Ченцова, рассчитывая так, что бесстыжая Маланья языком только
брешет, ан вышло не то, и раз, когда Валерьян Николаич, приехав к Арине,
сидел у нее вместе с своей Аксюшей в особой горенке, Маланья нагрянула в
избу к Арине, подняла с ней ругню, мало того, - добралась и до Ченцова.
- Так барину поступать нехорошо! - заорала она, распахнув дверь в
горенку. - Коли я теперича согласилась с вами, так зачем же вам брать
другую?.. Что же я на смех, что ли, далась? Я девушка честная, а не
какая-нибудь!
- Какая ты честная девушка, коли ты в остроге сидела за то, что купца
обокрала! - кричала не тише Маланьи стоявшая за ней старуха Арина.
- Врешь, врешь!.. Ты не клепли, ведьма!.. А уж тебе, Аксинья, коли где
встречу, всю косу растреплю!.. Ты не отбивай у других! - продолжала орать
Маланья.
Бедная Аксюша при этом хлобыснулась своим красивым лицом на стол и
закрылась рукавом рубахи, как бы желая, чтобы ей никого не видеть и чтобы ее
никто не видел. Ченцов, ошеломленный всей этой сценой, при последней угрозе
Маланьи поднялся на ноги и крикнул ей страшным голосом:
- Вон!.. Прогони ее, Арина! - приказал он старухе.
- А я ее вот чем смажу, - подхватила та и прямо же хватила попавшею ей
под руку метлою Маланью по шее.
- Метла-то, дьяволица, о двух концах! - вскрикнула, в свою очередь,
Маланья и хотела было вырвать у Арины метлу, но старуха крепко держала свое
оружие и съездила Маланью уже по лицу, которая тогда заревела и побежала,
крича: "Погодите! Постойте!"
Старуха Арина поспешила запереть весь свой домишко изнутри, но не
прошло и пяти минут, как перед ее избой снова показалась Маланья и уже в
сопровождении своего старого родителя, который явился босиком и в совершенно
разорванной рубахе. Он был пропившийся кузнец, перед тем только пересланный
из Москвы в деревню по этапу. Кузнец и Маланья принялись стучать во входную
дверь в избу, но старуха Арина не отпирала; тогда Маланья и ее родитель
подошли к окнам горенки и начали в них стучать. Ченцову наконец надоело
такое осадное положение: он с бешенством в лице подскочил к окну и распахнул
его.
- Что вам надобно? - крикнул он громовым голосом, так, что кузнец,
видимо, струхнул.
- Ваше превосходительство, - начал он, прижимая руку к своей
полуобнаженной груди, - теперича я родитель этой девушки, за что ж так меня
и ее обижать?..
- Не вас обижают, а вы буяните тут! - кричал Ченцов. - Чего,
собственно, вы хотите от меня?
- Ваше превосходительст