Масоны


ей бедной
головушкой?..
- Где ж мы будем видаться? К тебе в избу мне приехать нельзя!.. -
проговорил Ченцов.
- Ай, барин, как это возможно! - воскликнула Аксинья. - У нас дом очень
строгий!..
- Так в лесу, что ли, где-нибудь? - спрашивал Ченцов.
- Нет, в лесу нельзя! Он полнехонек теперь мальчишками и старухами, -
все за ягодами ходят!
- В таком случае где же, милая моя? Неужели мы с тобой и видаться
перестанем?
- Как это возможно не видаться?! - опять воскликнула Аксинья. - А я,
барин, вот что удумала: я буду попервоначалу рожь жать, а опосля горох
теребить, и как вы мне скажете, в какой день придете в нашу деревню, я уж
вас беспременно увижу и прибегу в овины наши, - и вы туда приходите!
- Но как я узнаю ваш овин? Их там несколько! - заметил Ченцов.
- Да я вас подожду у нашего-то овина; там теперь николи ни единого
человека не бывает.
- Отлично придумала!.. О, моя милушка, душка моя! - сказал Ченцов и
начал целовать Аксюшу так же страстно и нежно, как когда-то целовал он и
Людмилу, а затем Аксинья одна уже добежала домой, так как Федюхино было
почти в виду!
Условленные таким образом свидания стали повторяться почти каждодневно,
но продолжались они, впрочем, недолго. Маланья, не получившая от родителя ни
копейки из денег, данных ему Ченцовым, и даже прибитая отцом, задумала за
все это отомстить Аксинье и барину, ради чего она набрала целое лукошко
красной морошки и отправилась продавать ее в Синьково, и так как Екатерина
Петровна, мелочно-скупая, подобно покойному Петру Григорьичу, в хозяйстве,
имела обыкновение сама покупать у приходящих крестьянок ягоды, то Маланья,
вероятно, слышавшая об этом, смело и нагло вошла в девичью и потребовала,
чтобы к ней вызвали барыню. Катрин вышла к ней. Маланья запросила за свое
лукошко очень дорого.
- Ты, девушка, с ума, я вижу, сошла! - возразила Катрин. - Я покупаю
морошку втрое дешевле.
- Да вы, сударыня, может, покупаете у ваших крестьян: они люди богатые
и все почесть на оброках, а нам где взять? Родитель у меня в заделье,
господа у нас не жалостливые, где хошь возьми, да подай! Не то, что вы с
вашим супругом! - выпечатывала бойко Маланья. - У вас один мужичок из
Федюхина - Власий Македоныч - дом, говорят, каменный хочет строить, а тоже
откуда он взял? Все по милости господской!
- Какая же ему особенная милость господская была? - спросила Катрин с
некоторым любопытством, так как она вовсе не считала ни себя, ни покойного
отца своего особенно щедрыми и милостивыми к своим крепостным людям.
- Этого не сказывают, а хвастают! - придумывала и врала Маланья,
попадавшая, впрочем, безошибочно в цель.
- А из кого семья Власия состоит? - спросила Катрин; голос ее при этом
был какой-то странный.
- Да у них старик со старухой, сын ихний - питерщик - и сноха.
- Молоденькая и хорошенькая эта сноха?
- Женщина очень красивая! - объяснила Маланья.
Для ревнивого и сметливого ума Катрин было достаточно этого короткого
разговора, чтобы заподозрить многое. Купив ягоды и сказав Маланье, что она
может идти домой, Екатерина Петровна впала в мучительное раздумье: основным
ее предположением было, что не от Валерьяна ли Николаича полился золотой
дождь на старика Власия, которого Катрин знала еще с своего детства и вовсе
не разумела за очень богатого мужика, - и полил