ию Миропы
Дмитриевны, и таким образом они стали обитать в весьма близком соседстве,
сохраняя совершеннейшую непорочность и чистоту отношений.
Когда Миропа Дмитриевна услыхала от Аггея Никитича об его назначении в
губернию, то сначала как будто бы и ничего, даже обрадовалась, хотя все-таки
слезы тут же заискрились на ее глазах.
- Поздравляю вас, от души поздравляю! - проговорила она.
Затем последовавший обед шел как-то странно, и видно было, что Зверев и
Миропа Дмитриевна чувствовали большую неловкость в отношении друг друга,
особенно Аггей Никитич, который неизвестно уж с какого повода заговорил
вдруг о Канарском.
- Да-с, это был полячок настоящий, с гонором и с душой! - сказал он.
- Кто это такой? - переспросила Миропа Дмитриевна с удивлением и
неудовольствием.
- Канарский - польский бунтовщик и революционер, - объяснил Аггей
Никитич.
- Но с какой же стати он пришел вам в голову? - продолжала с тем же
недоумением Миропа Дмитриевна.
- Да так, случайно! - отвечал опешенный этим вопросом Аггей Никитич,
так как он вовсе не случайно это сделал, а чтобы отклонить Миропу Дмитриевну
от того разговора, который бы собственно она желала начать и которого Аггей
Никитич побаивался. - Мне пришлось раз видеть этого Канарского в одном
польском доме, - продолжал он рассказывать, - только не под его настоящей
фамилией, а под именем Януша Немрава.
- Что это такое: Януш Немрава? - произнесла насмешливым и досадливым
голосом Миропа Дмитриевна.
- Это по-польски значит: неловкий, - пояснил ей Аггей Никитич, - хотя
Канарский был очень ловкий человек, говорил по-русски, по-французски,
по-немецки и беспрестанно то тут, то там появлялся, так что государь, быв
однажды в Вильне, спросил тамошнего генерал-губернатора Долгорукова: "Что
творится в вашем крае?" - "Все спокойно, говорит, ваше императорское
величество!" - "Несмотря, говорит, на то, что здесь гостит Канарский?" - и
показал генерал-губернатору полученную депешу об этом соколе из Парижа!
- Но неужели же его и до сих пор не поймали? - поспешила перебить его
Миропа Дмитриевна, от души желавшая этому Канарскому в землю провалиться,
чтобы только Аггей Никитич прекратил о нем свое разглагольствование.
- Как не поймать?.. Пойман уж!.. Мне недавно встретился один наш офицер
из Вильны и рассказывал, что Канарского сцапали в дороге и он теперь
содержится в упраздненном базильянском монастыре{296}... Я держал там иногда
караул; место, доложу вам, крепкое... хотя тот же офицер мне рассказывал,
что не только польского закала офицерики, но даже наши чисто русские дают
большие льготы Канарскому: умен уж очень, каналья, и лукав; конечно, строго
говоря, это незаконно, но что ж делать?.. И я бы так же, рассуждая
по-человечески, поступал!.. Он не разбойник же в самом деле, а только поляк
закоснелый.
- А вот если бы вы попались Канарскому и другим полякам, так они с вами
так бы нежничать не стали, извините вы меня! - заметила с озлоблением Миропа
Дмитриевна.
- Стали бы! - сказал утвердительно Аггей Никитич. - Поверьте, поляки
народ благородный и великодушный!
- У вас все обыкновенно добрые и благородные, - произнесла с тем же
озлоблением Миропа Дмитриевна, и на лице ее как будто бы написано было:
"Хочется же Аггею Никитичу болтать о таком вздоре, как эти поляки и разные
там их Канарски
Дмитриевны, и таким образом они стали обитать в весьма близком соседстве,
сохраняя совершеннейшую непорочность и чистоту отношений.
Когда Миропа Дмитриевна услыхала от Аггея Никитича об его назначении в
губернию, то сначала как будто бы и ничего, даже обрадовалась, хотя все-таки
слезы тут же заискрились на ее глазах.
- Поздравляю вас, от души поздравляю! - проговорила она.
Затем последовавший обед шел как-то странно, и видно было, что Зверев и
Миропа Дмитриевна чувствовали большую неловкость в отношении друг друга,
особенно Аггей Никитич, который неизвестно уж с какого повода заговорил
вдруг о Канарском.
- Да-с, это был полячок настоящий, с гонором и с душой! - сказал он.
- Кто это такой? - переспросила Миропа Дмитриевна с удивлением и
неудовольствием.
- Канарский - польский бунтовщик и революционер, - объяснил Аггей
Никитич.
- Но с какой же стати он пришел вам в голову? - продолжала с тем же
недоумением Миропа Дмитриевна.
- Да так, случайно! - отвечал опешенный этим вопросом Аггей Никитич,
так как он вовсе не случайно это сделал, а чтобы отклонить Миропу Дмитриевну
от того разговора, который бы собственно она желала начать и которого Аггей
Никитич побаивался. - Мне пришлось раз видеть этого Канарского в одном
польском доме, - продолжал он рассказывать, - только не под его настоящей
фамилией, а под именем Януша Немрава.
- Что это такое: Януш Немрава? - произнесла насмешливым и досадливым
голосом Миропа Дмитриевна.
- Это по-польски значит: неловкий, - пояснил ей Аггей Никитич, - хотя
Канарский был очень ловкий человек, говорил по-русски, по-французски,
по-немецки и беспрестанно то тут, то там появлялся, так что государь, быв
однажды в Вильне, спросил тамошнего генерал-губернатора Долгорукова: "Что
творится в вашем крае?" - "Все спокойно, говорит, ваше императорское
величество!" - "Несмотря, говорит, на то, что здесь гостит Канарский?" - и
показал генерал-губернатору полученную депешу об этом соколе из Парижа!
- Но неужели же его и до сих пор не поймали? - поспешила перебить его
Миропа Дмитриевна, от души желавшая этому Канарскому в землю провалиться,
чтобы только Аггей Никитич прекратил о нем свое разглагольствование.
- Как не поймать?.. Пойман уж!.. Мне недавно встретился один наш офицер
из Вильны и рассказывал, что Канарского сцапали в дороге и он теперь
содержится в упраздненном базильянском монастыре{296}... Я держал там иногда
караул; место, доложу вам, крепкое... хотя тот же офицер мне рассказывал,
что не только польского закала офицерики, но даже наши чисто русские дают
большие льготы Канарскому: умен уж очень, каналья, и лукав; конечно, строго
говоря, это незаконно, но что ж делать?.. И я бы так же, рассуждая
по-человечески, поступал!.. Он не разбойник же в самом деле, а только поляк
закоснелый.
- А вот если бы вы попались Канарскому и другим полякам, так они с вами
так бы нежничать не стали, извините вы меня! - заметила с озлоблением Миропа
Дмитриевна.
- Стали бы! - сказал утвердительно Аггей Никитич. - Поверьте, поляки
народ благородный и великодушный!
- У вас все обыкновенно добрые и благородные, - произнесла с тем же
озлоблением Миропа Дмитриевна, и на лице ее как будто бы написано было:
"Хочется же Аггею Никитичу болтать о таком вздоре, как эти поляки и разные
там их Канарски