, кроме разве того, что Лябьев всех обыграл,
что, впрочем, и сделать ему было очень нетрудно, потому что Егор Егорыч
кидал карты почти механически и все взглядывал беспрестанно на Сусанну;
Сверстов, как и всегда это было, плел лапти; что же касается до gnadige
Frau, то она хоть и боролась довольно искусно с молодым человеком, но
все-таки была им побеждена.
После ужина, когда все разошлись по своим спальням, между gnadige Frau
и ее супругом произошел разговор, имеющий некоторое значение.
- Какой прекрасный и серьезный музыкант Лябьев! - произнесла gnadige
Frau, улегшись на свою отдельную от мужа постель и закидывая костлявые руки
себе под голову.
- Он, по-моему, еще больший музыкант в картах, - отвечал ей с
совершенно несвойственным ему озлоблением Сверстов.
- Это ты почему думаешь? - спросила его с недоумением gnadige Frau.
- Потому что физиономия его мне не нравится: в ней есть что-то
неприятное, как это бывает иногда у шулеров! - проговорил Сверстов и
отвернулся к стене, чтобы не сказать какой-нибудь еще большей резкости.
В последовавшие затем два - три дня началось в кузьмищевском доме
какое-то всеобщее шушуканье. Прежде всего шушукала Муза с Сусанной, шушукала
Сусанна с Егором Егорычем, шушукала gnadige Frau с супругом своим, причем
доктор заметно выражал неудовольствие, a gnadige Frau что-то такое старалась
втолковать ему, но доктор не убеждался; шушукали затем Муза и Лябьев,
начавшие все время гулять вдвоем, несмотря на холодную погоду, в длинной
аллее сада; шушукались наконец Фаддеевна с Антипом Ильичом, который после
того напролет начал промаливаться все ночи, как бы испрашивая чему-то
благословение божие.
В результате всего этого на четвертый же день Егор Егорыч за обедом, за
которым ради чего-то появилось шампанское, разлитое Антипом Ильичом по
бокалам, вдруг встал с своего места и провозгласил с поднятием бокала:
- Позвольте вас просить, друзья мои, выпить тост за здоровье жениха и
невесты, Музы Николаевны и Аркадия Михайлыча, которым сегодня Юлия Матвеевна
дала согласие на вступление в брак!
Gnadige Frau первая и с заметным удовольствием выпила свой бокал; она
очень любила, когда сочетавались брачными узами талант с талантом, что и
было ею высказано жениху и невесте. Выпил также и доктор, но только
совершенно молча, так что это заметил Егор Егорыч.
- Отчего вы такой недовольный? - сказал он своему другу, когда встали
из-за стола и разошлись по разным углам.
- Так себе, и сам не знаю почему, - отвечал Сверстов сначала уклончиво.
- Может быть, вам не нравится предстоящий брак Музы с Лябьевым? -
допытывался Егор Егорыч.
- Не нравится! - ответил ему уже откровенно Сверстов.
- По каким, собственно, соображениям?
- Ни по каким особенно, - больше по предчувствию, - проговорил
Сверстов.
Сколь ни мало были определенны слова друга, но они, видимо, обеспокоили
Егора Егорыча, так что он отыскал Сусанну и сказал ей:
- Сверстову не нравится брак Музы с Лябьевым.
Сусанна нахмурилась.
- Не нравится? - спросила она.
- Да, и не нравится по предчувствию, - отвечал ей Егор Егорыч.
- Все в воле божией, - на предчувствие нельзя вполне полагаться, -
возразила она, хоть, кажется, и самой ей не безусловно был по вкусу выбор
сестры: то, что Лябьев был такой же
что, впрочем, и сделать ему было очень нетрудно, потому что Егор Егорыч
кидал карты почти механически и все взглядывал беспрестанно на Сусанну;
Сверстов, как и всегда это было, плел лапти; что же касается до gnadige
Frau, то она хоть и боролась довольно искусно с молодым человеком, но
все-таки была им побеждена.
После ужина, когда все разошлись по своим спальням, между gnadige Frau
и ее супругом произошел разговор, имеющий некоторое значение.
- Какой прекрасный и серьезный музыкант Лябьев! - произнесла gnadige
Frau, улегшись на свою отдельную от мужа постель и закидывая костлявые руки
себе под голову.
- Он, по-моему, еще больший музыкант в картах, - отвечал ей с
совершенно несвойственным ему озлоблением Сверстов.
- Это ты почему думаешь? - спросила его с недоумением gnadige Frau.
- Потому что физиономия его мне не нравится: в ней есть что-то
неприятное, как это бывает иногда у шулеров! - проговорил Сверстов и
отвернулся к стене, чтобы не сказать какой-нибудь еще большей резкости.
В последовавшие затем два - три дня началось в кузьмищевском доме
какое-то всеобщее шушуканье. Прежде всего шушукала Муза с Сусанной, шушукала
Сусанна с Егором Егорычем, шушукала gnadige Frau с супругом своим, причем
доктор заметно выражал неудовольствие, a gnadige Frau что-то такое старалась
втолковать ему, но доктор не убеждался; шушукали затем Муза и Лябьев,
начавшие все время гулять вдвоем, несмотря на холодную погоду, в длинной
аллее сада; шушукались наконец Фаддеевна с Антипом Ильичом, который после
того напролет начал промаливаться все ночи, как бы испрашивая чему-то
благословение божие.
В результате всего этого на четвертый же день Егор Егорыч за обедом, за
которым ради чего-то появилось шампанское, разлитое Антипом Ильичом по
бокалам, вдруг встал с своего места и провозгласил с поднятием бокала:
- Позвольте вас просить, друзья мои, выпить тост за здоровье жениха и
невесты, Музы Николаевны и Аркадия Михайлыча, которым сегодня Юлия Матвеевна
дала согласие на вступление в брак!
Gnadige Frau первая и с заметным удовольствием выпила свой бокал; она
очень любила, когда сочетавались брачными узами талант с талантом, что и
было ею высказано жениху и невесте. Выпил также и доктор, но только
совершенно молча, так что это заметил Егор Егорыч.
- Отчего вы такой недовольный? - сказал он своему другу, когда встали
из-за стола и разошлись по разным углам.
- Так себе, и сам не знаю почему, - отвечал Сверстов сначала уклончиво.
- Может быть, вам не нравится предстоящий брак Музы с Лябьевым? -
допытывался Егор Егорыч.
- Не нравится! - ответил ему уже откровенно Сверстов.
- По каким, собственно, соображениям?
- Ни по каким особенно, - больше по предчувствию, - проговорил
Сверстов.
Сколь ни мало были определенны слова друга, но они, видимо, обеспокоили
Егора Егорыча, так что он отыскал Сусанну и сказал ей:
- Сверстову не нравится брак Музы с Лябьевым.
Сусанна нахмурилась.
- Не нравится? - спросила она.
- Да, и не нравится по предчувствию, - отвечал ей Егор Егорыч.
- Все в воле божией, - на предчувствие нельзя вполне полагаться, -
возразила она, хоть, кажется, и самой ей не безусловно был по вкусу выбор
сестры: то, что Лябьев был такой же