о приехал! - произнесла как бы с удивлением Муза,
но вряд ли она искренно удивилась. - Подождите тут, я предуведомлю об вас
мамашу и Сусанну! - присовокупила она, но и тут ей, кажется, предуведомлять
было не для чего, - по крайней мере Сусанну, - потому что та, услыхав от
сестры, кто приехал, не выразила никакого недоумения касательно приезда
неожиданного гостя, а сейчас же и прежде всего пошла к Егору Егорычу.
- К вам приехал наш общий с вами знакомый Лябьев; он так хорошо знаком
со всем нашим семейством, - объявила она тому.
- Я рад, я рад! - забормотал Егор Егорыч и торопливо пошел гостю
навстречу.
Лябьев начал с извинения, что он явился.
- Что за извинения, к чему! - перебил его с первых же слов Егор Егорыч.
- Я рад всякому, а вам в особенности: ваш музыкальный талант делает честь
каждому, кого вы посетите!
В ответ на это Лябьев слегка ему поклонился.
Сусанна потом пошла и сказала матери, что Лябьев приехал. Старуха
неимоверно обрадовалась и потребовала, чтобы к ней тоже привели гостя.
Сусанна сообща с Музой привели ей того.
- Вот я какая стала! - сказала старуха, показывая на себя.
Лябьев постарался выразить на лице своем сожаление.
- А Людмила у нас уехала... - рассказывала старушка, желавшая, конечно,
сказать, что Людмила умерла.
Лябьев и на это выразил молчаливой миной сожаление.
Перед тем как сесть за стол, произошло со стороны Егора Егорыча
церемонное представление молодого Лябьева доктору Сверстову и gnadige Frau,
которая вслед за тем не без важности села на председательское место хозяйки,
а муж ее принялся внимательно всматриваться в молодого человека, как будто
бы в наружности того его что-то очень поражало.
После обеда Муза и Лябьев, по просьбе хозяина, стали играть в четыре
руки, и хотя Лябьев играл секондо, а Муза примо, но gnadige Frau хорошо
поняла, как он много был образованнее и ученее в музыкальном смысле своей
соигрицы. Gnadige Frau втайне чрезвычайно желала бы сыграть с Лябьевым
что-нибудь, чтобы показать ему, как и она тоже была образована в этом
отношении, но, отстав столь давно от музыки, она не решалась высказать этого
желания.
Вечером масонские разговоры в присутствии нового лица, конечно, не
могли начаться, а дождь между тем хлестал в окна. Музыка тоже утомила
несколько играющих.
- В бостон надобно засесть! - подал мысль Сверстов, знавший, что его
gnadige Frau до страсти любит эту игру.
- Хорошо! - одобрил Егор Егорыч. - А вы играете в бостон? - спросил он
Лябьева.
- Играет! - отвечала за него Муза.
- Я играю во все игры, - повторил за нею Лябьев.
Игроки уселись в большой гостиной.
Партия собственно составилась из Сверстова, gnadige Frau, Егора Егорыча
и Лябьева; барышни же уселись около играющих: Муза возле Лябьева, а Сусанна
близ Егора Егорыча.
- По маленькой мы, разумеется, играем! - поставила gnadige Frau своим
условием.
- Конечно! - подхватил Егор Егорыч.
- По какой только угодно вам цене, - отозвался с усмешкою Лябьев.
Сверстов весьма дурно и редко играл в карты и даже тасовал их в
натруску, как тасуют лакеи, играя в свою подкаретную, вследствие чего, может
быть, он и обратил невольно внимание на ловкость и умелость, с какой молодой
человек, когда ему пришла очередь сдавать, исполнил это. Затем в самой игре
не произошло ничего особенного
но вряд ли она искренно удивилась. - Подождите тут, я предуведомлю об вас
мамашу и Сусанну! - присовокупила она, но и тут ей, кажется, предуведомлять
было не для чего, - по крайней мере Сусанну, - потому что та, услыхав от
сестры, кто приехал, не выразила никакого недоумения касательно приезда
неожиданного гостя, а сейчас же и прежде всего пошла к Егору Егорычу.
- К вам приехал наш общий с вами знакомый Лябьев; он так хорошо знаком
со всем нашим семейством, - объявила она тому.
- Я рад, я рад! - забормотал Егор Егорыч и торопливо пошел гостю
навстречу.
Лябьев начал с извинения, что он явился.
- Что за извинения, к чему! - перебил его с первых же слов Егор Егорыч.
- Я рад всякому, а вам в особенности: ваш музыкальный талант делает честь
каждому, кого вы посетите!
В ответ на это Лябьев слегка ему поклонился.
Сусанна потом пошла и сказала матери, что Лябьев приехал. Старуха
неимоверно обрадовалась и потребовала, чтобы к ней тоже привели гостя.
Сусанна сообща с Музой привели ей того.
- Вот я какая стала! - сказала старуха, показывая на себя.
Лябьев постарался выразить на лице своем сожаление.
- А Людмила у нас уехала... - рассказывала старушка, желавшая, конечно,
сказать, что Людмила умерла.
Лябьев и на это выразил молчаливой миной сожаление.
Перед тем как сесть за стол, произошло со стороны Егора Егорыча
церемонное представление молодого Лябьева доктору Сверстову и gnadige Frau,
которая вслед за тем не без важности села на председательское место хозяйки,
а муж ее принялся внимательно всматриваться в молодого человека, как будто
бы в наружности того его что-то очень поражало.
После обеда Муза и Лябьев, по просьбе хозяина, стали играть в четыре
руки, и хотя Лябьев играл секондо, а Муза примо, но gnadige Frau хорошо
поняла, как он много был образованнее и ученее в музыкальном смысле своей
соигрицы. Gnadige Frau втайне чрезвычайно желала бы сыграть с Лябьевым
что-нибудь, чтобы показать ему, как и она тоже была образована в этом
отношении, но, отстав столь давно от музыки, она не решалась высказать этого
желания.
Вечером масонские разговоры в присутствии нового лица, конечно, не
могли начаться, а дождь между тем хлестал в окна. Музыка тоже утомила
несколько играющих.
- В бостон надобно засесть! - подал мысль Сверстов, знавший, что его
gnadige Frau до страсти любит эту игру.
- Хорошо! - одобрил Егор Егорыч. - А вы играете в бостон? - спросил он
Лябьева.
- Играет! - отвечала за него Муза.
- Я играю во все игры, - повторил за нею Лябьев.
Игроки уселись в большой гостиной.
Партия собственно составилась из Сверстова, gnadige Frau, Егора Егорыча
и Лябьева; барышни же уселись около играющих: Муза возле Лябьева, а Сусанна
близ Егора Егорыча.
- По маленькой мы, разумеется, играем! - поставила gnadige Frau своим
условием.
- Конечно! - подхватил Егор Егорыч.
- По какой только угодно вам цене, - отозвался с усмешкою Лябьев.
Сверстов весьма дурно и редко играл в карты и даже тасовал их в
натруску, как тасуют лакеи, играя в свою подкаретную, вследствие чего, может
быть, он и обратил невольно внимание на ловкость и умелость, с какой молодой
человек, когда ему пришла очередь сдавать, исполнил это. Затем в самой игре
не произошло ничего особенного