ал, тоже усмехнувшись, Сергей Степаныч.
- Но в таком случае зачем же Дмитрий Николаич{182} терпит на службе
такого губернатора? - произнес с удивлением князь.
- Во-первых, Дмитрий Николаич не терпит его, потому что над
губернатором назначена ревизия... - возразил Сергей Степаныч, - а там уж
дело графа Эдлерса.
- Но все-таки Дмитрию Николаичу следует написать письмо к графу, что
так действовать нельзя! - говорил князь, как видно, полагавший, подобно
Егору Егорычу, что моральными и наставительными письмами можно действовать
на людей.
- Дмитрий Николаич, как министр внутренних дел, никакого права не имеет
вмешиваться, когда уж раз начата ревизия! - возразил Сергей Степаныч.
- Тогда пусть напишет графу министр юстиции{184}! - настаивал на своем
князь. - Не поручит же Егор Егорыч господину Крапчику говорить то, чего нет!
- Я нисколько не сомневаюсь в том! - произнес Сергей Степаныч и снова
обратился к Крапчику:
- Какие же факты существуют, где бы граф скрыл или промиротворил
чему-нибудь?
- Факты: мое собственное дело! - воскликнул с увлечением Крапчик (о,
как впоследствии он раскаивался, что начал с этого проклятого собственного
дела!). - В соседстве с одним моим маленьким имением, - стал рассказывать
далее Петр Григорьич, - появилась года четыре тому назад эта ужасная и
совершенно правительством нетерпимая скопческая ересь... Оскопителем
оказался один хлыст... Я, по влиянию своему на земскую полицию, настоял,
чтобы хлыста этого привлекли к следствию и уличили... А что скопцы и хлысты
одно и то же, это мне хорошо известно, потому что, вращаясь беспрестанно
между разными сектами, я много читал об этом и слышал рассуждения от высших
духовных лиц. Хлыст этот, без сомнения, был бы осужден, ибо в доме у него
происходили ихние радения.
Князь, Сергей Степаныч и Федор Иваныч все с большим и большим вниманием
прислушивались к Крапчику.
- И что на этих радениях происходит, вы вообразить себе не можете! -
лупил тот слово в слово, что он слышал от архиерея. - На этих радениях они
прежде убивали младенцев своих, причащались их кровью, потом бегали, скакали
около чана.
Говоря это, Крапчик и не помышлял нисколько, что его слушает тот
вельможа, который когда-то сам, если не на чисто хлыстовских радениях, то на
чем-то весьма похожем, попрыгивал и поплясывал у m-me Татариновой.
Между тем бестактная ошибка его заметно смутила Федора Иваныча и Сергея
Степаныча, которые оба знали это обстоятельство, и потому они одновременно
взглянули на князя, выражение лица которого тоже было не совсем довольное,
так что Сергей Степаныч нашел нужным заметить Крапчику:
- Это - дело, лично вас касающееся, но другие же какие дела?
- Другие-с дела? - отвечал тот, будучи весьма опешен и поняв, что он
сказал что-то такое не совсем приятное своим слушателям. - Обо всех этих
делах у меня составлена записка! - добавил он и вынул из кармана кругом
исписанный лист в ожидании, что у него возьмут этот лист.
Однако его никто не брал, и, сверх того, Сергей Степаныч прямо сказал:
- Вам эту записку лучше представить министру юстиции.
- Я не имею чести быть известным его высокопревосходительству господину
министру юстиции, - проговорил на это раболепным голосом Петр Григорьич.
- Это ничего не значит: вы лицо официальное и по интересам вашего
дворян
- Но в таком случае зачем же Дмитрий Николаич{182} терпит на службе
такого губернатора? - произнес с удивлением князь.
- Во-первых, Дмитрий Николаич не терпит его, потому что над
губернатором назначена ревизия... - возразил Сергей Степаныч, - а там уж
дело графа Эдлерса.
- Но все-таки Дмитрию Николаичу следует написать письмо к графу, что
так действовать нельзя! - говорил князь, как видно, полагавший, подобно
Егору Егорычу, что моральными и наставительными письмами можно действовать
на людей.
- Дмитрий Николаич, как министр внутренних дел, никакого права не имеет
вмешиваться, когда уж раз начата ревизия! - возразил Сергей Степаныч.
- Тогда пусть напишет графу министр юстиции{184}! - настаивал на своем
князь. - Не поручит же Егор Егорыч господину Крапчику говорить то, чего нет!
- Я нисколько не сомневаюсь в том! - произнес Сергей Степаныч и снова
обратился к Крапчику:
- Какие же факты существуют, где бы граф скрыл или промиротворил
чему-нибудь?
- Факты: мое собственное дело! - воскликнул с увлечением Крапчик (о,
как впоследствии он раскаивался, что начал с этого проклятого собственного
дела!). - В соседстве с одним моим маленьким имением, - стал рассказывать
далее Петр Григорьич, - появилась года четыре тому назад эта ужасная и
совершенно правительством нетерпимая скопческая ересь... Оскопителем
оказался один хлыст... Я, по влиянию своему на земскую полицию, настоял,
чтобы хлыста этого привлекли к следствию и уличили... А что скопцы и хлысты
одно и то же, это мне хорошо известно, потому что, вращаясь беспрестанно
между разными сектами, я много читал об этом и слышал рассуждения от высших
духовных лиц. Хлыст этот, без сомнения, был бы осужден, ибо в доме у него
происходили ихние радения.
Князь, Сергей Степаныч и Федор Иваныч все с большим и большим вниманием
прислушивались к Крапчику.
- И что на этих радениях происходит, вы вообразить себе не можете! -
лупил тот слово в слово, что он слышал от архиерея. - На этих радениях они
прежде убивали младенцев своих, причащались их кровью, потом бегали, скакали
около чана.
Говоря это, Крапчик и не помышлял нисколько, что его слушает тот
вельможа, который когда-то сам, если не на чисто хлыстовских радениях, то на
чем-то весьма похожем, попрыгивал и поплясывал у m-me Татариновой.
Между тем бестактная ошибка его заметно смутила Федора Иваныча и Сергея
Степаныча, которые оба знали это обстоятельство, и потому они одновременно
взглянули на князя, выражение лица которого тоже было не совсем довольное,
так что Сергей Степаныч нашел нужным заметить Крапчику:
- Это - дело, лично вас касающееся, но другие же какие дела?
- Другие-с дела? - отвечал тот, будучи весьма опешен и поняв, что он
сказал что-то такое не совсем приятное своим слушателям. - Обо всех этих
делах у меня составлена записка! - добавил он и вынул из кармана кругом
исписанный лист в ожидании, что у него возьмут этот лист.
Однако его никто не брал, и, сверх того, Сергей Степаныч прямо сказал:
- Вам эту записку лучше представить министру юстиции.
- Я не имею чести быть известным его высокопревосходительству господину
министру юстиции, - проговорил на это раболепным голосом Петр Григорьич.
- Это ничего не значит: вы лицо официальное и по интересам вашего
дворян