подхватил Сергей Степаныч. - Кто же может, как не
Брюллов, передать вполне тонкие черты князя и выражение его внутренней
жизни?
- Попросите его! - отнесся князь к Федору Иванычу.
- Непременно, завтра же! - поспешно проговорил тот. - Одно несчастье,
что Карл Павлыч ведет чересчур артистическую жизнь... Притом так занят
разными заказами и еще более того замыслами и планами о новых своих трудах,
что я не знаю, когда он возьмется это сделать!
- Это бог с ним, - отозвался князь, - пусть он и позамедлит; не
нынешний год, так в будущем, а то и в последующем!..
- La table est servie!* - раздался голос вошедшего метрдотеля, очень
жирного и в ливрее.
______________
* Кушать подано! (франц.).
Князь вежливо пустил всех гостей своих вперед себя, Крапчик тоже
последовал за другими; но заметно был смущен тем, что ни одного слова не в
состоянии был приспособить к предыдущему разговору. "Ну, как, - думал он, -
и за столом будут говорить о таких же все пустяках!" Однако вышло не то:
князь, скушав тарелку супу, кроме которой, по болезненному своему состоянию,
больше ничего не ел, обратился к Сергею Степанычу, показывая на Петра
Григорьича:
- Господин Крапчик очень хороший знакомый Егора Егорыча Марфина!
- Даже имею смелость сказать, что друг его! - пробурчал себе под нос
Петр Григорьич.
- А! - произнес на это бывший гроссмейстер.
- Их губернию ревизует сенатор граф Эдлерс; вам, может быть, это
известно? - продолжал князь.
Сергей Степаныч наклонением головы выразил, что ему известно это, и
затем спросил Крапчика:
- И как же у вас действует граф?
Петр Григорьич вначале было затруднился, как ему отвечать: очень уж
поражал его своим гордым видом бывший гроссмейстер.
- Говорите совершенно откровенно! - поддержал его князь и тут же
присовокупил Сергею Степанычу: - Егор Егорыч в письме своем просит меня
верить господину Крапчику, как бы мы верили ему самому!
Ободренный этими словами, Петр Григорьич пустил сразу и во всю силу
свою диалектику.
- Я, как губернский предводитель, как помещик местный... наконец, по
долгу чести моей, должен сказать, что мы крайне печалимся, что ревизовать
нашу губернию прислан не другой кто, а граф Эдлерс.
Слова эти заметно удивили Сергея Степаныча: граф Эдлерс был товарищ его
по службе, и если считался всеми не за очень серьезного человека, то, во
всяком случае, за весьма честного.
- Но чем же вас так печалит граф Эдлерс? - спросил он несколько
официально Крапчика.
Тот не без усилия над собой продолжал в начатом тоне:
- Граф... по приезде в нашу губернию... увлекся одною дамой - ближайшей
родственницей губернатора, и потому все пошло шито и крыто, а какого рода у
нас губернатор, это я желал, чтобы вы изволили слышать лично от Егора
Егорыча!
Сергей Степаныч при этом гордо взмахнул головой.
- Вашего губернатора я отчасти знаю, потому что сам был губернатором в
смежной с ним губернии, и мне всегда казалось странным: как только я откажу
от места какому-нибудь плутоватому господину, ваш губернатор сейчас же
примет его к себе, и наоборот: когда он выгонял от себя чиновника, я часто
брал того к себе, и по большей части оказывалось, что чиновник был честный и
умный.
- Вкусы, видно, были у вас разные! - заметил с усмешкой князь.
- Вероятно! - сказ
Брюллов, передать вполне тонкие черты князя и выражение его внутренней
жизни?
- Попросите его! - отнесся князь к Федору Иванычу.
- Непременно, завтра же! - поспешно проговорил тот. - Одно несчастье,
что Карл Павлыч ведет чересчур артистическую жизнь... Притом так занят
разными заказами и еще более того замыслами и планами о новых своих трудах,
что я не знаю, когда он возьмется это сделать!
- Это бог с ним, - отозвался князь, - пусть он и позамедлит; не
нынешний год, так в будущем, а то и в последующем!..
- La table est servie!* - раздался голос вошедшего метрдотеля, очень
жирного и в ливрее.
______________
* Кушать подано! (франц.).
Князь вежливо пустил всех гостей своих вперед себя, Крапчик тоже
последовал за другими; но заметно был смущен тем, что ни одного слова не в
состоянии был приспособить к предыдущему разговору. "Ну, как, - думал он, -
и за столом будут говорить о таких же все пустяках!" Однако вышло не то:
князь, скушав тарелку супу, кроме которой, по болезненному своему состоянию,
больше ничего не ел, обратился к Сергею Степанычу, показывая на Петра
Григорьича:
- Господин Крапчик очень хороший знакомый Егора Егорыча Марфина!
- Даже имею смелость сказать, что друг его! - пробурчал себе под нос
Петр Григорьич.
- А! - произнес на это бывший гроссмейстер.
- Их губернию ревизует сенатор граф Эдлерс; вам, может быть, это
известно? - продолжал князь.
Сергей Степаныч наклонением головы выразил, что ему известно это, и
затем спросил Крапчика:
- И как же у вас действует граф?
Петр Григорьич вначале было затруднился, как ему отвечать: очень уж
поражал его своим гордым видом бывший гроссмейстер.
- Говорите совершенно откровенно! - поддержал его князь и тут же
присовокупил Сергею Степанычу: - Егор Егорыч в письме своем просит меня
верить господину Крапчику, как бы мы верили ему самому!
Ободренный этими словами, Петр Григорьич пустил сразу и во всю силу
свою диалектику.
- Я, как губернский предводитель, как помещик местный... наконец, по
долгу чести моей, должен сказать, что мы крайне печалимся, что ревизовать
нашу губернию прислан не другой кто, а граф Эдлерс.
Слова эти заметно удивили Сергея Степаныча: граф Эдлерс был товарищ его
по службе, и если считался всеми не за очень серьезного человека, то, во
всяком случае, за весьма честного.
- Но чем же вас так печалит граф Эдлерс? - спросил он несколько
официально Крапчика.
Тот не без усилия над собой продолжал в начатом тоне:
- Граф... по приезде в нашу губернию... увлекся одною дамой - ближайшей
родственницей губернатора, и потому все пошло шито и крыто, а какого рода у
нас губернатор, это я желал, чтобы вы изволили слышать лично от Егора
Егорыча!
Сергей Степаныч при этом гордо взмахнул головой.
- Вашего губернатора я отчасти знаю, потому что сам был губернатором в
смежной с ним губернии, и мне всегда казалось странным: как только я откажу
от места какому-нибудь плутоватому господину, ваш губернатор сейчас же
примет его к себе, и наоборот: когда он выгонял от себя чиновника, я часто
брал того к себе, и по большей части оказывалось, что чиновник был честный и
умный.
- Вкусы, видно, были у вас разные! - заметил с усмешкой князь.
- Вероятно! - сказ