у что считаю вас за величайший ум...
Мне всегда казалось в вас что-то смешное.
Выговорив это, она вдруг вспыхнула, как бы сознав, что сделала
чрезвычайную неосторожность.
- Вот за то, что вы мне это сказали, я вам много могу простить, -
странно проговорил он.
- Я не договорила, - заторопилась она, все краснея, - это я смешна...
уж тем, что говорю с вами как дура.
- Нет, вы не смешны, а вы - только развратная, светская женщина! -
побледнел он ужасно. - Я давеча тоже не договорил, когда вас спрашивал,
зачем вы пришли. Хотите, договорю? Тут существует одно письмо, один
документ, и вы ужасно его боитесь, потому что отец ваш, с этим письмом в
руках, может вас проклясть при жизни и законно лишить наследства в
завещании. Вы боитесь этого письма и - вы пришли за этим письмом, -
проговорил он, почти весь дрожа и даже чуть не стуча зубами. Она выслушала
его с тоскливым и болезненным выражением лица.
- Я знаю, что вы можете мне сделать множество неприятностей, -
проговорила она, как бы отмахиваясь от его слов, - но я пришла не столько
затем, чтобы уговорить вас меня не преследовать, сколько, чтоб вас самого
видеть. Я даже очень желала вас встретить уже давно, сама... Но я встретила
вас такого же, как и прежде, - вдруг прибавила она, как бы увлеченная
особенною и решительною мыслью и даже каким-то странным и внезапным
чувством.
- А вы надеялись увидеть другого? Это - после письма-то моего о вашем
разврате? Скажите, вы шли сюда без всякого страху?
- Я пришла потому, что вас прежде любила; но, знаете, прошу вас, не
угрожайте мне, пожалуйста, ничем, пока мы теперь вместе, не напоминайте мне
дурных моих мыслей и чувств. Если б вы могли заговорить со мной о чем-нибудь
другом, я бы очень была рада. Пусть угрозы - потом, а теперь бы другое... Я,
право, пришла, чтоб вас минуту видеть и слышать. Ну а если не можете, то
убейте меня прямо, но только не угрожайте и не терзайтесь передо мною сами,
- заключила она, в странном ожидании смотря на него, точно и впрямь
предполагая, что он может убить ее. Он встал опять со стула и, горячим
взглядом смотря на нее, проговорил твердо:
- Вы уйдете отсюда без малейшего оскорбления.
- Ах да, ваше честное слово! - улыбнулась она.
- Нет, не потому только, что дано честное слово в письме, а потому, что
я хочу и буду думать о вас всю ночь...
- Мучить себя?
- Я воображаю вас, когда я один, всегда. Я только и делаю, что с вами
разговариваю. Я ухожу в трущобы и берлоги, и, как контраст, вы сейчас
являетесь предо мною. Но вы всегда смеетесь надо мною, как и теперь... - он
проговорил это как бы вне себя.
- Никогда, никогда не смеялась я над вами! - воскликнула она
проникнутым голосом и как бы с величайшим состраданием, изобразившимся на
лице ее. - Если я пришла, то я из всех сил старалась сделать это так, чтоб
вам ни за что не было обидно, - прибавила она вдруг. - Я пришла сюда, чтоб
сказать вам, что я почти вас люблю... Простите, я, может, не так сказала, -
прибавила она торопливо.
Он засмеялся:
- Зачем вы не умеете притворяться? Зачем вы - такая простушка, зачем вы
- не такая, как все... Ну как сказать человеку, которого прогоняешь: "почти
люблю вас"?
- Я только не умела выразиться, - заторопилась она, - что я не так
сказала; это потому, что я п
Мне всегда казалось в вас что-то смешное.
Выговорив это, она вдруг вспыхнула, как бы сознав, что сделала
чрезвычайную неосторожность.
- Вот за то, что вы мне это сказали, я вам много могу простить, -
странно проговорил он.
- Я не договорила, - заторопилась она, все краснея, - это я смешна...
уж тем, что говорю с вами как дура.
- Нет, вы не смешны, а вы - только развратная, светская женщина! -
побледнел он ужасно. - Я давеча тоже не договорил, когда вас спрашивал,
зачем вы пришли. Хотите, договорю? Тут существует одно письмо, один
документ, и вы ужасно его боитесь, потому что отец ваш, с этим письмом в
руках, может вас проклясть при жизни и законно лишить наследства в
завещании. Вы боитесь этого письма и - вы пришли за этим письмом, -
проговорил он, почти весь дрожа и даже чуть не стуча зубами. Она выслушала
его с тоскливым и болезненным выражением лица.
- Я знаю, что вы можете мне сделать множество неприятностей, -
проговорила она, как бы отмахиваясь от его слов, - но я пришла не столько
затем, чтобы уговорить вас меня не преследовать, сколько, чтоб вас самого
видеть. Я даже очень желала вас встретить уже давно, сама... Но я встретила
вас такого же, как и прежде, - вдруг прибавила она, как бы увлеченная
особенною и решительною мыслью и даже каким-то странным и внезапным
чувством.
- А вы надеялись увидеть другого? Это - после письма-то моего о вашем
разврате? Скажите, вы шли сюда без всякого страху?
- Я пришла потому, что вас прежде любила; но, знаете, прошу вас, не
угрожайте мне, пожалуйста, ничем, пока мы теперь вместе, не напоминайте мне
дурных моих мыслей и чувств. Если б вы могли заговорить со мной о чем-нибудь
другом, я бы очень была рада. Пусть угрозы - потом, а теперь бы другое... Я,
право, пришла, чтоб вас минуту видеть и слышать. Ну а если не можете, то
убейте меня прямо, но только не угрожайте и не терзайтесь передо мною сами,
- заключила она, в странном ожидании смотря на него, точно и впрямь
предполагая, что он может убить ее. Он встал опять со стула и, горячим
взглядом смотря на нее, проговорил твердо:
- Вы уйдете отсюда без малейшего оскорбления.
- Ах да, ваше честное слово! - улыбнулась она.
- Нет, не потому только, что дано честное слово в письме, а потому, что
я хочу и буду думать о вас всю ночь...
- Мучить себя?
- Я воображаю вас, когда я один, всегда. Я только и делаю, что с вами
разговариваю. Я ухожу в трущобы и берлоги, и, как контраст, вы сейчас
являетесь предо мною. Но вы всегда смеетесь надо мною, как и теперь... - он
проговорил это как бы вне себя.
- Никогда, никогда не смеялась я над вами! - воскликнула она
проникнутым голосом и как бы с величайшим состраданием, изобразившимся на
лице ее. - Если я пришла, то я из всех сил старалась сделать это так, чтоб
вам ни за что не было обидно, - прибавила она вдруг. - Я пришла сюда, чтоб
сказать вам, что я почти вас люблю... Простите, я, может, не так сказала, -
прибавила она торопливо.
Он засмеялся:
- Зачем вы не умеете притворяться? Зачем вы - такая простушка, зачем вы
- не такая, как все... Ну как сказать человеку, которого прогоняешь: "почти
люблю вас"?
- Я только не умела выразиться, - заторопилась она, - что я не так
сказала; это потому, что я п