стойте, я еще могу угадать, каким образом вышло, что вы согласились
прийти, но - зачем вы пришли - вот вопрос? Неужто вы из одного только страху
пришли?
- Я чтоб видеть вас пришла, - произнесла она, присматриваясь к нему с
робкою осторожностью. Оба с полминуты молчали. Версилов опустился опять на
стул и кротким, но проникнутым, почти дрожавшим голосом начал:
- Я вас ужасно давно не видал, Катерина Николаевна, так давно, что
почти уж и возможным не считал когда-нибудь сидеть, как теперь, подле вас,
вглядываться в ваше лицо и слушать ваш голос... Два года мы не видались, два
года не говорили. Говорить-то я с вами уж никогда не думал. Ну, пусть, что
прошло - то прошло, а что есть - то завтра исчезнет как дым, - пусть это! Я
согласен, потому что опять-таки этого заменить нечем, но не уходите теперь
даром, - вдруг прибавил он, почти умоляя, - если уж подали милостыню -
пришли, то не уходите даром: ответьте мне на один вопрос!
- На какой вопрос?
- Ведь мы никогда не увидимся и - что вам? Скажите мне правду раз
навек, на один вопрос, который никогда не задают умные люди: любили вы меня
хоть когда-нибудь, или я... ошибся?
Она вспыхнула.
- Любила, - проговорила она.
Так я и ждал, что она это скажет - о, правдивая, о, искренняя, о,
честная!
- А теперь? - продолжал он.
- Теперь не люблю.
- И смеетесь?
- Нет, я потому сейчас усмехнулась, нечаянно, потому что я так и знала,
что вы спросите: "А теперь?" А потому улыбнулась... потому что, когда что
угадываешь, то всегда усмехнешься...
Мне было даже странно; я еще никогда не видал ее такою осторожною, даже
почти робкою и так конфузящеюся. Он пожирал ее глазами.
- Я знаю, что вы меня не любите... и - совсем не любите? - Может быть,
совсем не люблю. Я вас не люблю, - прибавила она твердо и уже не улыбаясь и
не краснея. - Да, я любила вас, но недолго. Я очень скоро вас тогда
разлюбила...
- Я знаю, знаю, вы увидали, что тут не то, что вам надо, но... что же
вам надо? Объясните мне это еще раз... - Разве я это уже когда-нибудь вам
объясняла? Что мне надо? Да я - самая обыкновенная женщина; я - спокойная
женщина, я люблю... я люблю веселых людей.
- Веселых?
- Видите, как я даже не умею говорить с вами. Мне кажется, если б вы
меня могли меньше любить, то я бы вас тогда полюбила, - опять робко
улыбнулась она. Самая полная искренность сверкнула в ее ответе, и неужели
она не могла понять, что ответ ее есть самая окончательная формула их
отношений, все объясняющая и разрешающая. О, как он должен был понять это!
Но он смотрел на нее о и странно улыбался.
- Бьоринг - человек веселый? - продолжал он спрашивать.
- Он не должен вас беспокоить совсем, - ответила она с некоторою
поспешностью. - Я выхожу за него потому только, что мне за ним будет всего
спокойнее. Вся душа моя останется при мне.
- Вы, говорят, опять полюбили общество, свет?
- Не общество. Я знаю, что в нашем обществе такой же беспорядок, как и
везде; но снаружи формы еще красивы, так что, если жить, чтоб только
проходить мимо, то уж лучше тут, чем где-нибудь.
- Я часто стал слышать слово "беспорядок"; вы тогда тоже испугались
моего беспорядка, вериг, идей, глупостей?
- Нет, это было не совсем то...
- Что же? Ради бога, говорите все прямо.
- Ну, я вам скажу это прямо, потом
прийти, но - зачем вы пришли - вот вопрос? Неужто вы из одного только страху
пришли?
- Я чтоб видеть вас пришла, - произнесла она, присматриваясь к нему с
робкою осторожностью. Оба с полминуты молчали. Версилов опустился опять на
стул и кротким, но проникнутым, почти дрожавшим голосом начал:
- Я вас ужасно давно не видал, Катерина Николаевна, так давно, что
почти уж и возможным не считал когда-нибудь сидеть, как теперь, подле вас,
вглядываться в ваше лицо и слушать ваш голос... Два года мы не видались, два
года не говорили. Говорить-то я с вами уж никогда не думал. Ну, пусть, что
прошло - то прошло, а что есть - то завтра исчезнет как дым, - пусть это! Я
согласен, потому что опять-таки этого заменить нечем, но не уходите теперь
даром, - вдруг прибавил он, почти умоляя, - если уж подали милостыню -
пришли, то не уходите даром: ответьте мне на один вопрос!
- На какой вопрос?
- Ведь мы никогда не увидимся и - что вам? Скажите мне правду раз
навек, на один вопрос, который никогда не задают умные люди: любили вы меня
хоть когда-нибудь, или я... ошибся?
Она вспыхнула.
- Любила, - проговорила она.
Так я и ждал, что она это скажет - о, правдивая, о, искренняя, о,
честная!
- А теперь? - продолжал он.
- Теперь не люблю.
- И смеетесь?
- Нет, я потому сейчас усмехнулась, нечаянно, потому что я так и знала,
что вы спросите: "А теперь?" А потому улыбнулась... потому что, когда что
угадываешь, то всегда усмехнешься...
Мне было даже странно; я еще никогда не видал ее такою осторожною, даже
почти робкою и так конфузящеюся. Он пожирал ее глазами.
- Я знаю, что вы меня не любите... и - совсем не любите? - Может быть,
совсем не люблю. Я вас не люблю, - прибавила она твердо и уже не улыбаясь и
не краснея. - Да, я любила вас, но недолго. Я очень скоро вас тогда
разлюбила...
- Я знаю, знаю, вы увидали, что тут не то, что вам надо, но... что же
вам надо? Объясните мне это еще раз... - Разве я это уже когда-нибудь вам
объясняла? Что мне надо? Да я - самая обыкновенная женщина; я - спокойная
женщина, я люблю... я люблю веселых людей.
- Веселых?
- Видите, как я даже не умею говорить с вами. Мне кажется, если б вы
меня могли меньше любить, то я бы вас тогда полюбила, - опять робко
улыбнулась она. Самая полная искренность сверкнула в ее ответе, и неужели
она не могла понять, что ответ ее есть самая окончательная формула их
отношений, все объясняющая и разрешающая. О, как он должен был понять это!
Но он смотрел на нее о и странно улыбался.
- Бьоринг - человек веселый? - продолжал он спрашивать.
- Он не должен вас беспокоить совсем, - ответила она с некоторою
поспешностью. - Я выхожу за него потому только, что мне за ним будет всего
спокойнее. Вся душа моя останется при мне.
- Вы, говорят, опять полюбили общество, свет?
- Не общество. Я знаю, что в нашем обществе такой же беспорядок, как и
везде; но снаружи формы еще красивы, так что, если жить, чтоб только
проходить мимо, то уж лучше тут, чем где-нибудь.
- Я часто стал слышать слово "беспорядок"; вы тогда тоже испугались
моего беспорядка, вериг, идей, глупостей?
- Нет, это было не совсем то...
- Что же? Ради бога, говорите все прямо.
- Ну, я вам скажу это прямо, потом