лаевны (это я сам приметил) и все-таки не верят его
"воскресению в новую жизнь", хотя и выслушали меня внимательно. Мама убита,
а Татьяна Павловна над словом "воскресение" ехидно острит. Но если все это -
так, то, значит, с ним опять случился за ночь переворот, опять кризис, и это
- после вчерашнего-то восторга, умиления, пафоса! Значит, все это
"воскресение" лопнуло, как надутый пузырь, и он, может быть, теперь опять
толчется где-нибудь в том же бешенстве, как тогда после известия о Бьоринге!
Спрашивается, что же будет с мамой, со мной, со всеми нами и... и - что же
будет, наконец, с нею? Про какую "мертвую петлю" проболталась Татьяна,
посылая меня к Анне Андреевне? Значит, там-то и есть эта "мертвая петля" - у
Анны Андреевны! Почему же у Анны Андреевны? Разумеется, я побегу к Анне
Андреевне; это я нарочно, с досады лишь сказал, что не пойду; я сейчас
побегу. Но что такое говорила Татьяна про "документ"? И не он ли сам сказал
мне вчера: "Сожги документ"?
Вот были мысли мои, вот что давило меня тоже мертвой петлей; но,
главное, мне надо было его. С ним бы я тотчас же все порешил - я это
чувствовал; мы поняли бы один другого с двух слов! Я бы схватил его за руки,
сжал их; я бы нашел в моем сердце горячие слова, - мечталось мне неотразимо.
О, я бы покорил безумие!.. Но где он? Где он? И вот нужно же было в такую
минуту подвернуться Ламберту, когда я так был разгорячен! Не доходя
нескольких шагов до моего дома, я вдруг встретил Ламберта; он радостно
завопил, меня увидав, и схватил меня за руку:
- Я к тебе уже тхэтий раз... Enfin! Пойдем завтракать!
- Стой! Ты у меня был? Там нет Андрея Петровича?
- Нет там никого. Оставь их всех! Ты, духгак, вчера рассердился; ты был
пьян, а я имею тебе говорить важное; я сегодня слышал прелестные вести про
то, что мы вчера говорили...
- Ламберт, - перебил я, задыхаясь и торопясь и поневоле несколько
декламируя, - если я остановился с тобою, то единственно затем, чтобы
навсегда с тобою покончить. Я уже говорил тебе вчера, но ты все не
понимаешь. Ламберт, ты - ребенок и глуп, как француз. Ты все думаешь, что ты
как у Тушара и что я так же глуп, как у Тушара... Но я не так же глуп, как у
Тушара... Я вчера был пьян, но не от вина, а потому, что был и без того
возбужден; а если я поддакивал тому, что ты молол, то потому, что я хитрил,
чтоб выведать твои мысли. Я тебя обманывал, а ты обрадовался и поверил и
молол. Знай, что жениться на ней, это - такой вздор, которому гимназист
приготовительного класса не поверит. Можно ли подумать, чтоб я поверил? а ты
поверил! Ты потому поверил, что ты не принят в высшем обществе и ничего не
знаешь, как у них в высшем свете делается. Это не так просто у них в высшем
свете делается, и это невозможно, чтоб так просто - взяла да и вышла
замуж... Теперь скажу тебе ясно, чего тебе хочется: тебе хочется зазвать
меня, чтоб опоить и чтоб я выдал тебе документ и пошел с тобою на какое-то
мошенничество против Катерины Николаевны! Так врешь же! не приду к тебе
никогда, и знай тоже, что завтра же или уж непременно послезавтра бумага эта
будет в ее собственных руках, потому что документ этот принадлежит ей,
потому что ею написан, и я сам передам ей лично, и, если хочешь знать где,
так знай, что через Татьяну Павловну, ее знакомую, в квартире Татьяны
Павловны, при Т
"воскресению в новую жизнь", хотя и выслушали меня внимательно. Мама убита,
а Татьяна Павловна над словом "воскресение" ехидно острит. Но если все это -
так, то, значит, с ним опять случился за ночь переворот, опять кризис, и это
- после вчерашнего-то восторга, умиления, пафоса! Значит, все это
"воскресение" лопнуло, как надутый пузырь, и он, может быть, теперь опять
толчется где-нибудь в том же бешенстве, как тогда после известия о Бьоринге!
Спрашивается, что же будет с мамой, со мной, со всеми нами и... и - что же
будет, наконец, с нею? Про какую "мертвую петлю" проболталась Татьяна,
посылая меня к Анне Андреевне? Значит, там-то и есть эта "мертвая петля" - у
Анны Андреевны! Почему же у Анны Андреевны? Разумеется, я побегу к Анне
Андреевне; это я нарочно, с досады лишь сказал, что не пойду; я сейчас
побегу. Но что такое говорила Татьяна про "документ"? И не он ли сам сказал
мне вчера: "Сожги документ"?
Вот были мысли мои, вот что давило меня тоже мертвой петлей; но,
главное, мне надо было его. С ним бы я тотчас же все порешил - я это
чувствовал; мы поняли бы один другого с двух слов! Я бы схватил его за руки,
сжал их; я бы нашел в моем сердце горячие слова, - мечталось мне неотразимо.
О, я бы покорил безумие!.. Но где он? Где он? И вот нужно же было в такую
минуту подвернуться Ламберту, когда я так был разгорячен! Не доходя
нескольких шагов до моего дома, я вдруг встретил Ламберта; он радостно
завопил, меня увидав, и схватил меня за руку:
- Я к тебе уже тхэтий раз... Enfin! Пойдем завтракать!
- Стой! Ты у меня был? Там нет Андрея Петровича?
- Нет там никого. Оставь их всех! Ты, духгак, вчера рассердился; ты был
пьян, а я имею тебе говорить важное; я сегодня слышал прелестные вести про
то, что мы вчера говорили...
- Ламберт, - перебил я, задыхаясь и торопясь и поневоле несколько
декламируя, - если я остановился с тобою, то единственно затем, чтобы
навсегда с тобою покончить. Я уже говорил тебе вчера, но ты все не
понимаешь. Ламберт, ты - ребенок и глуп, как француз. Ты все думаешь, что ты
как у Тушара и что я так же глуп, как у Тушара... Но я не так же глуп, как у
Тушара... Я вчера был пьян, но не от вина, а потому, что был и без того
возбужден; а если я поддакивал тому, что ты молол, то потому, что я хитрил,
чтоб выведать твои мысли. Я тебя обманывал, а ты обрадовался и поверил и
молол. Знай, что жениться на ней, это - такой вздор, которому гимназист
приготовительного класса не поверит. Можно ли подумать, чтоб я поверил? а ты
поверил! Ты потому поверил, что ты не принят в высшем обществе и ничего не
знаешь, как у них в высшем свете делается. Это не так просто у них в высшем
свете делается, и это невозможно, чтоб так просто - взяла да и вышла
замуж... Теперь скажу тебе ясно, чего тебе хочется: тебе хочется зазвать
меня, чтоб опоить и чтоб я выдал тебе документ и пошел с тобою на какое-то
мошенничество против Катерины Николаевны! Так врешь же! не приду к тебе
никогда, и знай тоже, что завтра же или уж непременно послезавтра бумага эта
будет в ее собственных руках, потому что документ этот принадлежит ей,
потому что ею написан, и я сам передам ей лично, и, если хочешь знать где,
так знай, что через Татьяну Павловну, ее знакомую, в квартире Татьяны
Павловны, при Т