Ну мог ли я встать и уйти домой... к
Макару Ивановичу?
"А разве нельзя только пойти к ним, разузнать от них обо всем и вдруг
уйти от них навсегда, пройдя безвредно мимо чудес и чудовищ?"
В три часа, схватившись и сообразив, что почти опоздал, я поскорее
вышел, схватил извозчика и полетел к Анне Андреевне.
Глава пятая
I.
Анна Андреевна, лишь только обо мне доложили, бросила свое шитье и
поспешно вышла встретить меня в первую свою комнату - чего прежде никогда не
случалось. Она протянула мне обе руки и быстро покраснела. Молча провела она
меня к себе, подсела опять к своему рукоделью, меня посадила подле; но за
шитье уже не принималась, а все с тем же горячим участием продолжала меня
разглядывать, не говоря ни слова.
- Вы ко мне присылали Настасью Егоровну, - начал я прямо, несколько
тяготясь таким уж слишком эффектным участием, хотя оно мне было приятно.
Она вдруг заговорила, не ответив на мой вопрос.
- Я все слышала, я все знаю. Эта ужасная ночь... О, сколько вы должны
были выстрадать! Правда ли, правда ли, что вас нашли уже без чувств, на
морозе?
- Это вам... Ламберт... - пробормотал я, краснея.
- Я от него тогда же все узнала; но я ждала вас. О, он пришел ко мне
испуганный! На вашей квартире... там, где вы лежали больной, его не хотели к
вам допустить... и странно встретили... Я, право, не знаю, как это было, но
он рассказал мне все об той ночи: он говорил, что вы, даже едва очнувшись,
упоминали уже ему обо мне и... об вашей преданности ко мне. Я была тронута
до слез, Аркадий Макарович, и даже не знаю, чем заслужила такое горячее
участие с вашей стороны, и еще в таком положении, в каком вы были сами!
Скажите, господин Ламберт - ваш товарищ детства?
- Да, но этот случай... я признаюсь, был неосторожен и, может быть,
насказал ему тогда слишком много.
- О, об этой черной, ужасной интриге я узнала бы и без него! Я всегда,
всегда предчувствовала, что они вас доведут до этого. Скажите, правда ли,
что Бьоринг осмелился поднять на вас руку?
Она говорила так, как будто чрез одного Бьоринга и чрез нее я и
очутился под забором. А ведь она права, подумалось мне, но я вспыхнул:
- Если б он на меня поднял руку, то но ушел бы ненаказанный, и я бы не
сидел теперь перед вами, не отомстив, - ответил я с жаром. Главное, мне
показалось, что она хочет меня для чего-то раздразнить, против кого-то
возбудить (впрочем, известно - против кого); и все-таки я поддался.
- Если вы говорите, что вы предвидели, что меня доведут до этого, то со
стороны Катерины Николаевны, разумеется, было лишь недоумение... хотя правда
и то, что она слишком уж скоро променяла свои добрые чувства ко мне на это
недоумение...
- То-то и есть, что уж слишком скоро! - подхватила Анна Андреевна с
каким-то даже восторгом сочувствия. - О, если б вы знали, какая там теперь
интрига! Конечно, Аркадий Макарович, вам трудно теперь понять всю
щекотливость моего положения, - произнесла она, покраснев и потупившись. - С
тех пор, в то самое утро, как мы с вами в последний раз виделись, я сделала
тот шаг, который не всякий способен понять и разобрать так, как бы понял его
человек с вашим незараженным еще умом, с вашим любящим, неиспорченным,
свежим сердцем. Будьте уверены, друг мой, что я способна оценить вашу ко мне
преданность и заплачу вам вечною благодарностью. В с
Макару Ивановичу?
"А разве нельзя только пойти к ним, разузнать от них обо всем и вдруг
уйти от них навсегда, пройдя безвредно мимо чудес и чудовищ?"
В три часа, схватившись и сообразив, что почти опоздал, я поскорее
вышел, схватил извозчика и полетел к Анне Андреевне.
Глава пятая
I.
Анна Андреевна, лишь только обо мне доложили, бросила свое шитье и
поспешно вышла встретить меня в первую свою комнату - чего прежде никогда не
случалось. Она протянула мне обе руки и быстро покраснела. Молча провела она
меня к себе, подсела опять к своему рукоделью, меня посадила подле; но за
шитье уже не принималась, а все с тем же горячим участием продолжала меня
разглядывать, не говоря ни слова.
- Вы ко мне присылали Настасью Егоровну, - начал я прямо, несколько
тяготясь таким уж слишком эффектным участием, хотя оно мне было приятно.
Она вдруг заговорила, не ответив на мой вопрос.
- Я все слышала, я все знаю. Эта ужасная ночь... О, сколько вы должны
были выстрадать! Правда ли, правда ли, что вас нашли уже без чувств, на
морозе?
- Это вам... Ламберт... - пробормотал я, краснея.
- Я от него тогда же все узнала; но я ждала вас. О, он пришел ко мне
испуганный! На вашей квартире... там, где вы лежали больной, его не хотели к
вам допустить... и странно встретили... Я, право, не знаю, как это было, но
он рассказал мне все об той ночи: он говорил, что вы, даже едва очнувшись,
упоминали уже ему обо мне и... об вашей преданности ко мне. Я была тронута
до слез, Аркадий Макарович, и даже не знаю, чем заслужила такое горячее
участие с вашей стороны, и еще в таком положении, в каком вы были сами!
Скажите, господин Ламберт - ваш товарищ детства?
- Да, но этот случай... я признаюсь, был неосторожен и, может быть,
насказал ему тогда слишком много.
- О, об этой черной, ужасной интриге я узнала бы и без него! Я всегда,
всегда предчувствовала, что они вас доведут до этого. Скажите, правда ли,
что Бьоринг осмелился поднять на вас руку?
Она говорила так, как будто чрез одного Бьоринга и чрез нее я и
очутился под забором. А ведь она права, подумалось мне, но я вспыхнул:
- Если б он на меня поднял руку, то но ушел бы ненаказанный, и я бы не
сидел теперь перед вами, не отомстив, - ответил я с жаром. Главное, мне
показалось, что она хочет меня для чего-то раздразнить, против кого-то
возбудить (впрочем, известно - против кого); и все-таки я поддался.
- Если вы говорите, что вы предвидели, что меня доведут до этого, то со
стороны Катерины Николаевны, разумеется, было лишь недоумение... хотя правда
и то, что она слишком уж скоро променяла свои добрые чувства ко мне на это
недоумение...
- То-то и есть, что уж слишком скоро! - подхватила Анна Андреевна с
каким-то даже восторгом сочувствия. - О, если б вы знали, какая там теперь
интрига! Конечно, Аркадий Макарович, вам трудно теперь понять всю
щекотливость моего положения, - произнесла она, покраснев и потупившись. - С
тех пор, в то самое утро, как мы с вами в последний раз виделись, я сделала
тот шаг, который не всякий способен понять и разобрать так, как бы понял его
человек с вашим незараженным еще умом, с вашим любящим, неиспорченным,
свежим сердцем. Будьте уверены, друг мой, что я способна оценить вашу ко мне
преданность и заплачу вам вечною благодарностью. В с