у сейчас же надо бы приложить по крайней мере
полотенце с уксусом к голове, если не отворить кровь. Весь бессвязный
разговор его, разумеется, вертелся насчет процесса, насчет возможного
исхода; насчет того еще, что навестил его сам командир полка и что-то долго
ему отсоветовал, но он не послушался; насчет записки, им только что и
куда-то поданной; насчет прокурора; о том, что его, наверно, сошлют, по
лишении прав, куда-нибудь в северную полосу России; о возможности
колонизоваться и выслужиться в Ташкенте; о том, что научит своего сына
(будущего, от Лизы) тому-то и передаст ему то-то, "в глуши, в Архангельске,
в Холмогорах". "Если я пожелал вашего мнения, Аркадий Макарович, то
поверьте, я так дорожу чувством... Если б вы знали, если б вы знали, Аркадий
Макарович, милый мой, брат мой, что значит мне Лиза, что значила она мне
здесь, теперь, все это время!" - вскричал он вдруг, схватываясь обеими
руками за голову.
- Сергей Петрович, неужели вы ее погубите и увезете с собой? В
Холмогоры! - вырвалось у меня вдруг неудержимо. Жребий Лизы с этим маньяком
на весь век - вдруг ясно и как бы в первый раз предстал моему сознанию. Он
поглядел на меня, снова встал, шагнул, повернулся и сел опять, все
придерживая голову руками.
- Мне все пауки снятся! - сказал он вдруг.
- Вы в ужасном волнении, я бы вам советовал, князь, лечь и сейчас же
потребовать доктора.
- Нет, позвольте, это потом. Я, главное, просил вас к себе, чтоб
разъяснить вам насчет венчания. Венчание, вы знаете, произойдет здесь же в
церкви, я уже говорил. На все это дано согласие, и они даже поощряют... Что
же до Лизы, то...
- Князь, помилуйте Лизу, милый, - вскричал я, - не мучьте ее по крайней
мере хоть теперь, не ревнуйте!
- Как! - вскричал он, смотря на меня почти вытаращенными глазами в упор
и скосив все лицо в какую-то длинную, бессмысленно-вопросительную улыбку.
Видно было, что слово "не ревнуйте" почему-то страшно его поразило.
- Простите, князь, я нечаянно. О князь, в последнее время я узнал
одного старика, моего названого отца... О, если б вы его видели, вы бы
спокойнее... Лиза тоже так ценит его.
- Ах да, Лиза... ах да, это - ваш отец? Или... pardon, mon cher, что-то
такое... Я помню... она передавала... старичок... Я уверен, я уверен. Я тоже
знал одного старичка... Mais passons, главное, чтоб уяснить всю суть
момента, надо...
Я встал, чтоб уйти. Мне больно было смотреть на него.
- Я не понимаю! - строго и важно произнес он, видя, что я встаю
уходить.
- Мне больно смотреть на вас, - сказал я.
- Аркадий Макарович, одно слово, еще одно слово! - ухватил он меня
вдруг за плечи совсем с другим видом и жестом и усадил в кресло. - Вы
слышали про этих, понимаете? - наклонился он ко мне.
- Ах да, Дергачев. Тут, наверно, Стебельков! - вскричал я, не
удержавшись.
- Да, Стебельков и... вы не знаете?
Он осекся и опять уставился в меня с теми же вытаращенными глазами и с
тою же длинною, судорожною, бессмысленно-вопрошающей улыбкой, раздвигавшейся
все более и более. Лицо его постепенно бледнело. Что-то вдруг как бы
сотрясло меня: я вспомнил вчерашний взгляд Версилова, когда он передавал мне
об аресте Васина.
- О, неужели? - вскричал я испуганно.
- Видите, Аркадий Макарович, я затем вас и звал, чт
полотенце с уксусом к голове, если не отворить кровь. Весь бессвязный
разговор его, разумеется, вертелся насчет процесса, насчет возможного
исхода; насчет того еще, что навестил его сам командир полка и что-то долго
ему отсоветовал, но он не послушался; насчет записки, им только что и
куда-то поданной; насчет прокурора; о том, что его, наверно, сошлют, по
лишении прав, куда-нибудь в северную полосу России; о возможности
колонизоваться и выслужиться в Ташкенте; о том, что научит своего сына
(будущего, от Лизы) тому-то и передаст ему то-то, "в глуши, в Архангельске,
в Холмогорах". "Если я пожелал вашего мнения, Аркадий Макарович, то
поверьте, я так дорожу чувством... Если б вы знали, если б вы знали, Аркадий
Макарович, милый мой, брат мой, что значит мне Лиза, что значила она мне
здесь, теперь, все это время!" - вскричал он вдруг, схватываясь обеими
руками за голову.
- Сергей Петрович, неужели вы ее погубите и увезете с собой? В
Холмогоры! - вырвалось у меня вдруг неудержимо. Жребий Лизы с этим маньяком
на весь век - вдруг ясно и как бы в первый раз предстал моему сознанию. Он
поглядел на меня, снова встал, шагнул, повернулся и сел опять, все
придерживая голову руками.
- Мне все пауки снятся! - сказал он вдруг.
- Вы в ужасном волнении, я бы вам советовал, князь, лечь и сейчас же
потребовать доктора.
- Нет, позвольте, это потом. Я, главное, просил вас к себе, чтоб
разъяснить вам насчет венчания. Венчание, вы знаете, произойдет здесь же в
церкви, я уже говорил. На все это дано согласие, и они даже поощряют... Что
же до Лизы, то...
- Князь, помилуйте Лизу, милый, - вскричал я, - не мучьте ее по крайней
мере хоть теперь, не ревнуйте!
- Как! - вскричал он, смотря на меня почти вытаращенными глазами в упор
и скосив все лицо в какую-то длинную, бессмысленно-вопросительную улыбку.
Видно было, что слово "не ревнуйте" почему-то страшно его поразило.
- Простите, князь, я нечаянно. О князь, в последнее время я узнал
одного старика, моего названого отца... О, если б вы его видели, вы бы
спокойнее... Лиза тоже так ценит его.
- Ах да, Лиза... ах да, это - ваш отец? Или... pardon, mon cher, что-то
такое... Я помню... она передавала... старичок... Я уверен, я уверен. Я тоже
знал одного старичка... Mais passons, главное, чтоб уяснить всю суть
момента, надо...
Я встал, чтоб уйти. Мне больно было смотреть на него.
- Я не понимаю! - строго и важно произнес он, видя, что я встаю
уходить.
- Мне больно смотреть на вас, - сказал я.
- Аркадий Макарович, одно слово, еще одно слово! - ухватил он меня
вдруг за плечи совсем с другим видом и жестом и усадил в кресло. - Вы
слышали про этих, понимаете? - наклонился он ко мне.
- Ах да, Дергачев. Тут, наверно, Стебельков! - вскричал я, не
удержавшись.
- Да, Стебельков и... вы не знаете?
Он осекся и опять уставился в меня с теми же вытаращенными глазами и с
тою же длинною, судорожною, бессмысленно-вопрошающей улыбкой, раздвигавшейся
все более и более. Лицо его постепенно бледнело. Что-то вдруг как бы
сотрясло меня: я вспомнил вчерашний взгляд Версилова, когда он передавал мне
об аресте Васина.
- О, неужели? - вскричал я испуганно.
- Видите, Аркадий Макарович, я затем вас и звал, чт