его зэка. Заключенный и вправду
разволновался: не ошибся ли, может, кто другой принимал от них тяжелые
мешки с грузом, так заинтересовавшие полковника Морабели?!
-Чужой. Таких не знаем, - пробасил Камышин, перест.чв разглядывать
Упорова.
- Л зы, гражданин Упоров, знаете сидящего?
- Уж такую бандитскую рожу запомнил бы.
- Товарищ следователь, оградите от оскорблений, - попросил, не меняя
выражения равнодушного лица, Камыши н.
- Прекратите лишние разговоры, Упоров! Вы, Камышин, объясните нам:
каким образом он попал именно в ваш сарай?
- Мудрено ли дело для лихого каторжанина?
- Почему ваша племянница пыталась его накормить?
- Кому живого человека не жалко. Коснись даже вас, товарищ Морабели. А
дети, они все добрые.
- Не такой уж она ребенок. Семнадцать лет. Жених ходит...
- Женихов не приваживаем. Рано. Откуда ей знать было-перед ней злодей?
Лицо человеческое.
- Тебя за бандита принял. Хе-хе! Ты почему с охоты пустой вернулся?
Бывший белогвардеец подарил полковнику недобрый взгляд, пригладил
широкой ладонью бороду, после ответил вопросом на вопрос:
- Меня на допрос вызвали или на опознание?
- Отвечайте! - прикрикнул Скачков.
Камышин поднялся со стула и сразу навис над капитаном вставшим на дыбы
медведем. Говорил он поверх вздернутой головы следователя, ни к кому не
обращаясь:
- Покорнейше благодарю за приглашение. Закон мы не только уважаем, но и
знаем.
Полковник усмехнулся, сказал:
- Посиди немного. Скоро закончим.
Камышин слегка поклонился начальнику отдела борьбы с бандитизмом и сел.
Делал он все степенно, естественным образом. Но вид его показался Вадиму
незаслуженно самодовольным.
"Возьму да расколюсь, - подумал про себя зэк. - Сразу рожу сменишь!" На
него напал смех, и он напрягся, чтобы смех не вылез наружу. Веселье
закончилось легким обмороком... Пальцы ватно хватали край стола, чтобы
удержать потерявшее крепость тело.
- ...Пусть посидит, - пришел издалека голос, - видишь - совсем белый.
Далее последовал вздох, и тот, кто вздыхал, осуждающе произнес:
- Шкодить умеют, отвечать духу не хватает. Хлипкий народ нынче садится,
товарищ Морабели.
- Да, Камышин, ты прав, но он еще не все сказал.
Иди, понадобишься-вызовем.
К заключенному прежде пришла тошнота, а следом за ней вернулись краски
и голоса. Все стало таким, каким должно быть, только тело стягивала
поперечная боль.
- Распишитесь, Упоров. Здесь и здесь. Дежурный, заключенного-в камеру.
Он сложил за спиной ладони и пошел, сожалея, что не расхохотался, в
психушку бы отправили. Оттуда, говорят, двое бежали с концами...
...Лезвие ножа застыло у самого горла, затем он увидел гостей. Всех
сразу, как в блеске зарницы. Их было трое. Четвертый мгновенно исчез за
дверью, оставив в камере пристальный лисий взгляд.
Зэк вспомнил похороны деда. Надежный дубовый гроб с витыми ручками,
черный бархат, льняная рубаха, таинственный, невесть откуда взявшийся
запах ладана.
Зеркала, по недосмотру, стояли в белых саванах простынок. Отец потом
ругался, но негромко н без злобы, просто, чтобы высказать свое партийное
отношение.
Деда провожал почти весь город.
"Тебе суждено умереть на нарах, как и положено настоящему бандиту.
Похорон не будет..." Он не успел пожалеть о похоронах и подумать о том,
что прежде смерти будет боль. Его окликнули:
- Здравствуй, Вадим! - Иезуит улыбался, как старому знакомому, но нож
все еще был у горла.
- Здравству
разволновался: не ошибся ли, может, кто другой принимал от них тяжелые
мешки с грузом, так заинтересовавшие полковника Морабели?!
-Чужой. Таких не знаем, - пробасил Камышин, перест.чв разглядывать
Упорова.
- Л зы, гражданин Упоров, знаете сидящего?
- Уж такую бандитскую рожу запомнил бы.
- Товарищ следователь, оградите от оскорблений, - попросил, не меняя
выражения равнодушного лица, Камыши н.
- Прекратите лишние разговоры, Упоров! Вы, Камышин, объясните нам:
каким образом он попал именно в ваш сарай?
- Мудрено ли дело для лихого каторжанина?
- Почему ваша племянница пыталась его накормить?
- Кому живого человека не жалко. Коснись даже вас, товарищ Морабели. А
дети, они все добрые.
- Не такой уж она ребенок. Семнадцать лет. Жених ходит...
- Женихов не приваживаем. Рано. Откуда ей знать было-перед ней злодей?
Лицо человеческое.
- Тебя за бандита принял. Хе-хе! Ты почему с охоты пустой вернулся?
Бывший белогвардеец подарил полковнику недобрый взгляд, пригладил
широкой ладонью бороду, после ответил вопросом на вопрос:
- Меня на допрос вызвали или на опознание?
- Отвечайте! - прикрикнул Скачков.
Камышин поднялся со стула и сразу навис над капитаном вставшим на дыбы
медведем. Говорил он поверх вздернутой головы следователя, ни к кому не
обращаясь:
- Покорнейше благодарю за приглашение. Закон мы не только уважаем, но и
знаем.
Полковник усмехнулся, сказал:
- Посиди немного. Скоро закончим.
Камышин слегка поклонился начальнику отдела борьбы с бандитизмом и сел.
Делал он все степенно, естественным образом. Но вид его показался Вадиму
незаслуженно самодовольным.
"Возьму да расколюсь, - подумал про себя зэк. - Сразу рожу сменишь!" На
него напал смех, и он напрягся, чтобы смех не вылез наружу. Веселье
закончилось легким обмороком... Пальцы ватно хватали край стола, чтобы
удержать потерявшее крепость тело.
- ...Пусть посидит, - пришел издалека голос, - видишь - совсем белый.
Далее последовал вздох, и тот, кто вздыхал, осуждающе произнес:
- Шкодить умеют, отвечать духу не хватает. Хлипкий народ нынче садится,
товарищ Морабели.
- Да, Камышин, ты прав, но он еще не все сказал.
Иди, понадобишься-вызовем.
К заключенному прежде пришла тошнота, а следом за ней вернулись краски
и голоса. Все стало таким, каким должно быть, только тело стягивала
поперечная боль.
- Распишитесь, Упоров. Здесь и здесь. Дежурный, заключенного-в камеру.
Он сложил за спиной ладони и пошел, сожалея, что не расхохотался, в
психушку бы отправили. Оттуда, говорят, двое бежали с концами...
...Лезвие ножа застыло у самого горла, затем он увидел гостей. Всех
сразу, как в блеске зарницы. Их было трое. Четвертый мгновенно исчез за
дверью, оставив в камере пристальный лисий взгляд.
Зэк вспомнил похороны деда. Надежный дубовый гроб с витыми ручками,
черный бархат, льняная рубаха, таинственный, невесть откуда взявшийся
запах ладана.
Зеркала, по недосмотру, стояли в белых саванах простынок. Отец потом
ругался, но негромко н без злобы, просто, чтобы высказать свое партийное
отношение.
Деда провожал почти весь город.
"Тебе суждено умереть на нарах, как и положено настоящему бандиту.
Похорон не будет..." Он не успел пожалеть о похоронах и подумать о том,
что прежде смерти будет боль. Его окликнули:
- Здравствуй, Вадим! - Иезуит улыбался, как старому знакомому, но нож
все еще был у горла.
- Здравству