оседает
па прошлогодней траве и самих зэках.
- Вольно! - командует дежурный по лагерю. - Можно покурить.
Вот те раз - курить на разводе!
- Щас амнистию объявят! - шепчет изработанный в шахте мужик с печальным
взглядом терпеливой лошадки. - Иначе умру завтра.
- Вы за что устроились, провидец? - интересуется у мужика зэк в
приличном коверкотовом пиджаке.
- За хлебушек, сокол мой. За хлебушек. Стянул мешочек. Он червончик и
вытянул. Тяжелый оказался...
- Сподручней было кассу взять.
- Не обучены. С испокон веку - при хлебе. И без хлеба.
- Вы что, по кассам практиковали? - вроде от нечего делать спрашивает
Малина коверкотовый пиджак.
- Нет, что вы?! - зэк натурально сменился в лице. - Случайный человек.
По случайному делу.
- А лепень ваш играется, простите за навязчивость?
- Я не из мастаков, но понемногу шпилю. Для души и лучшего
времяпровождения.
- Но часики-то на вас игранные. Уж сознайтесьигранные?
Зэк в коверкотовом пиджаке прячет глаза под красными веками.
- Совершенно неожиданно у одного бедового фронтовичка выиграл. До сих
пор удивляюсь.
- Так вы, сказывают некоторые осведомленные товарищи, на мокром деле
отличились?
- Как вы смеете! Взгляните на меня-интеллигентный человек. Шел на
свидание к даме сердца, вместо нее пришел муж. Ударил меня головой в лицо.
Я говорю: "Давай помиримся. И иди к моей жене". Три свидетеля говорили то,
что говорю вам я. Все происходило у фонтана, в который мочился пьяный
Пушкин. Там же этот ревнивый тип вынул нож, а мне знакомый армянин одолжил
бутылку шампанского. Перед тем, как он хотел меня зарезать, я ударил его
бутылкой. Чуть раньше и по голове. Что было дальше?
- Да, что было дальше? - Малина принял игру.
- Голова оказалась некачественной, а он-беспартийный, еще и уголовный
тип. Это меня спасло. Вначале мы дали следователю, затем - судье и
прокурору.
Последние двое оказались людьми честными: они дали мне сдачи-шесть лет
за непреднамеренное убийство.
- Так они грохнули Фрукта, - прокомментировал исповедь Пельмень, лениво
слушавший их разговор. - Фрукт шел их вложить, а Филон стукнул его
бутылкой по голове. Все правда.
- Фрукт был бяка, - улыбнулся Малина. - Не будем о нем вспоминать.
Часы, насколько я уяснил, играются.
Филон нажал на кнопку. Часы открылись. Упоров (мог в этом поклясться)
видел, как рука Малины сняла из-под крышки бумажку.
Филон вздохнул:
- Согласен. Но учтите - бока швейцарские.
- Когда они успели сменить гражданство? Прошлым годом на Челбанье их
играл покойный Мышь, они были французские.
- Мышь-таки покойный? Быстро он это умеет делать!
- Губарь идет, - ожил укравший мешок пшеницы мужик. - Злой шибко.
Плохие, поди, вести.
- Ну, это точно амнистия, а ему с тобой расставаться не хочется.
- Дал бы Бог!
- Богу нынче не до нас: Гуталина ждет на Страшный Суд.
Продолжая наблюдать за листком, Вадим видел, как он попал вместе с
папиросой в руку Ворона и тут же-к Каштанке. Конечного адресата разглядеть
не успел. Раздалась команда:
- Смирно!
Губарь прервал рапорт дежурного каким-то обреченным движением руки и,
весь потемневший, прошел мимо. Вислые щеки лежали на стоячем воротнике
кителя серой мешковиной, лоб стянут в ребристые складки, отчего довольно
стройное тело полковника кажется случайно подставленным под отжившую
голову.
Он остановился, сцепив за спиной ладони, и, глядя на выпирающую за
зоной лосиным горбом сопку, начал гов
па прошлогодней траве и самих зэках.
- Вольно! - командует дежурный по лагерю. - Можно покурить.
Вот те раз - курить на разводе!
- Щас амнистию объявят! - шепчет изработанный в шахте мужик с печальным
взглядом терпеливой лошадки. - Иначе умру завтра.
- Вы за что устроились, провидец? - интересуется у мужика зэк в
приличном коверкотовом пиджаке.
- За хлебушек, сокол мой. За хлебушек. Стянул мешочек. Он червончик и
вытянул. Тяжелый оказался...
- Сподручней было кассу взять.
- Не обучены. С испокон веку - при хлебе. И без хлеба.
- Вы что, по кассам практиковали? - вроде от нечего делать спрашивает
Малина коверкотовый пиджак.
- Нет, что вы?! - зэк натурально сменился в лице. - Случайный человек.
По случайному делу.
- А лепень ваш играется, простите за навязчивость?
- Я не из мастаков, но понемногу шпилю. Для души и лучшего
времяпровождения.
- Но часики-то на вас игранные. Уж сознайтесьигранные?
Зэк в коверкотовом пиджаке прячет глаза под красными веками.
- Совершенно неожиданно у одного бедового фронтовичка выиграл. До сих
пор удивляюсь.
- Так вы, сказывают некоторые осведомленные товарищи, на мокром деле
отличились?
- Как вы смеете! Взгляните на меня-интеллигентный человек. Шел на
свидание к даме сердца, вместо нее пришел муж. Ударил меня головой в лицо.
Я говорю: "Давай помиримся. И иди к моей жене". Три свидетеля говорили то,
что говорю вам я. Все происходило у фонтана, в который мочился пьяный
Пушкин. Там же этот ревнивый тип вынул нож, а мне знакомый армянин одолжил
бутылку шампанского. Перед тем, как он хотел меня зарезать, я ударил его
бутылкой. Чуть раньше и по голове. Что было дальше?
- Да, что было дальше? - Малина принял игру.
- Голова оказалась некачественной, а он-беспартийный, еще и уголовный
тип. Это меня спасло. Вначале мы дали следователю, затем - судье и
прокурору.
Последние двое оказались людьми честными: они дали мне сдачи-шесть лет
за непреднамеренное убийство.
- Так они грохнули Фрукта, - прокомментировал исповедь Пельмень, лениво
слушавший их разговор. - Фрукт шел их вложить, а Филон стукнул его
бутылкой по голове. Все правда.
- Фрукт был бяка, - улыбнулся Малина. - Не будем о нем вспоминать.
Часы, насколько я уяснил, играются.
Филон нажал на кнопку. Часы открылись. Упоров (мог в этом поклясться)
видел, как рука Малины сняла из-под крышки бумажку.
Филон вздохнул:
- Согласен. Но учтите - бока швейцарские.
- Когда они успели сменить гражданство? Прошлым годом на Челбанье их
играл покойный Мышь, они были французские.
- Мышь-таки покойный? Быстро он это умеет делать!
- Губарь идет, - ожил укравший мешок пшеницы мужик. - Злой шибко.
Плохие, поди, вести.
- Ну, это точно амнистия, а ему с тобой расставаться не хочется.
- Дал бы Бог!
- Богу нынче не до нас: Гуталина ждет на Страшный Суд.
Продолжая наблюдать за листком, Вадим видел, как он попал вместе с
папиросой в руку Ворона и тут же-к Каштанке. Конечного адресата разглядеть
не успел. Раздалась команда:
- Смирно!
Губарь прервал рапорт дежурного каким-то обреченным движением руки и,
весь потемневший, прошел мимо. Вислые щеки лежали на стоячем воротнике
кителя серой мешковиной, лоб стянут в ребристые складки, отчего довольно
стройное тело полковника кажется случайно подставленным под отжившую
голову.
Он остановился, сцепив за спиной ладони, и, глядя на выпирающую за
зоной лосиным горбом сопку, начал гов