сам додумывай. Ко мне больше не подкапывай -
спалишь.
- Сарай за вахтой, ну, вон тот... Что в нем?
- Не зарься. Керосин, бутор хозяйский. Сто раз проверен.
- С тобой ясно, Культяпый. Даешь отмычку - и я тебя не. знаю.
Культяпый бросил очередной тюк с бельем, слегка задумавшись, пошамкал
широким ртом. Исчез он незаметно, в тот момент, когда Федор осматривался
по сторона:.!, а вернувшись, сунул ему в руку аккуратный сверток.
- Выиграл у одного беса.
Каштаика развернул серую тряпку, удивленно посмотрел на Культяпого:
- Это инструмент Нежного.
- Какая разница? Не сдюжил, а ведь подковы гнул...
Культяпый с сплои швырнул ком белья в амбразуру, проверив обстановку
скорыми глазами, закончил мысль:
- Жизнь здесь дешевле подлости. Иди, Федя, царство тебе небесное...
...Трое сидели у остывшей печи, сделанной из куска
большой трубы, и пытались понять друг друга перед тем, как на что-то
решиться.
- Такой ночи больше не будет, - говорил взволнованный беседой с
Культяпым Федор Опенкин. - Это не ночь, а подарок! Все устали. Все хотят
отдыхать. Усталый человек не может быть бдительным. Вы уж мне поверьте: я
всегда работал ночами.
- Бежать? Куда?! - спрашивал его Ираклий. - Карты пет. Продуктов пет!
Друг друга кушать станем?!
- Зачем друг друга?! "Сухаря" прихватим пожирней. "Корову"!
Ираклий выразительно скрипнул зубами:
- Помолчи, слушай, а! Людей кушать не могу!
Еще раз скажешь-знать тебя не хочу!
- Разборчивый! Видал, каким скоро будешь?! Голый, синий, главное-
мертвый!
- Какой буду, такой буду! Людей кушать не хочу!
Упоров слушал молча. Он предполагал, что этот полуразвалившийся барак
может их всех пережить. Попробовать все объяснить заключенным? Разобрать
барак и с кольями пойти на пулеметы? Кто-то обязательно вложит... Да и
пулеметы не пройти. Барак не обязательно ломать, не обязательно. Зачем? Он
сухой, как солома. Его высушил ветер. Сухой...
- Стоп! - выдохнул он вслух, и двое, перестав спорить, уставились на
него, ощутив живое присутствие интереса. Они подвинулись друг к другу.
Тень стала общей.
- Так что хранится в том сарае?
- Керосин. Разный бутор, нам не сподручный. Бежать надо, Вадим! Бежать!
Fie хрена пудрить мозги! - Летучий взгляд его метался по сторонам, ни па
чем не задерживаясь.
Упоров перебил:
- Мы не бежим. Все равно поймают, поставят у доски почета, как тех
троих. Надо спалить этот гроб.
Поджечь бараки! Ветер снесет огонь на караульное помещение...
- Ты... - Опенкин не мог найти подходящие слова, - ты прямо это, в рот
конягу шмендеферить, гений какой-то!
- В бараках люди, их надо предупредить, - предложил Ираклий, глянув на
зэков, понял, что сказал глупость.
- Федор, ты идешь?! - окликнул Вадим.
- Спрашиваешь?! Ну, и фраер нынче пошел отчаянный. Другой вор
позавидует.
Они по одному исчезли от печп. Крались вдоль нар, стараясь не попадать
в узкие полоски лунного света из оконных щелей. Бесшумно вошли в подсобное
помещение. Ираклий держал решетку. Упоров выламывал скобой ржавые гвозди.
Первым прилип к подоконнику и соскользнул во двор Опенкин. Через минуту
его голова возникла из темноты:
- Мотай портянки на сапоги: скрипучие шибко.
Сидор оставь!
Вдоль стены крались на четвереньках, ловя за воем ветра каждый
посторонний звук. Вадим не дополз до угла с метр и замер, усмиряя
расходившееся дыхание.
За углом таилась опасность. Он думал о ней, как о живом человеке,
спалишь.
- Сарай за вахтой, ну, вон тот... Что в нем?
- Не зарься. Керосин, бутор хозяйский. Сто раз проверен.
- С тобой ясно, Культяпый. Даешь отмычку - и я тебя не. знаю.
Культяпый бросил очередной тюк с бельем, слегка задумавшись, пошамкал
широким ртом. Исчез он незаметно, в тот момент, когда Федор осматривался
по сторона:.!, а вернувшись, сунул ему в руку аккуратный сверток.
- Выиграл у одного беса.
Каштаика развернул серую тряпку, удивленно посмотрел на Культяпого:
- Это инструмент Нежного.
- Какая разница? Не сдюжил, а ведь подковы гнул...
Культяпый с сплои швырнул ком белья в амбразуру, проверив обстановку
скорыми глазами, закончил мысль:
- Жизнь здесь дешевле подлости. Иди, Федя, царство тебе небесное...
...Трое сидели у остывшей печи, сделанной из куска
большой трубы, и пытались понять друг друга перед тем, как на что-то
решиться.
- Такой ночи больше не будет, - говорил взволнованный беседой с
Культяпым Федор Опенкин. - Это не ночь, а подарок! Все устали. Все хотят
отдыхать. Усталый человек не может быть бдительным. Вы уж мне поверьте: я
всегда работал ночами.
- Бежать? Куда?! - спрашивал его Ираклий. - Карты пет. Продуктов пет!
Друг друга кушать станем?!
- Зачем друг друга?! "Сухаря" прихватим пожирней. "Корову"!
Ираклий выразительно скрипнул зубами:
- Помолчи, слушай, а! Людей кушать не могу!
Еще раз скажешь-знать тебя не хочу!
- Разборчивый! Видал, каким скоро будешь?! Голый, синий, главное-
мертвый!
- Какой буду, такой буду! Людей кушать не хочу!
Упоров слушал молча. Он предполагал, что этот полуразвалившийся барак
может их всех пережить. Попробовать все объяснить заключенным? Разобрать
барак и с кольями пойти на пулеметы? Кто-то обязательно вложит... Да и
пулеметы не пройти. Барак не обязательно ломать, не обязательно. Зачем? Он
сухой, как солома. Его высушил ветер. Сухой...
- Стоп! - выдохнул он вслух, и двое, перестав спорить, уставились на
него, ощутив живое присутствие интереса. Они подвинулись друг к другу.
Тень стала общей.
- Так что хранится в том сарае?
- Керосин. Разный бутор, нам не сподручный. Бежать надо, Вадим! Бежать!
Fie хрена пудрить мозги! - Летучий взгляд его метался по сторонам, ни па
чем не задерживаясь.
Упоров перебил:
- Мы не бежим. Все равно поймают, поставят у доски почета, как тех
троих. Надо спалить этот гроб.
Поджечь бараки! Ветер снесет огонь на караульное помещение...
- Ты... - Опенкин не мог найти подходящие слова, - ты прямо это, в рот
конягу шмендеферить, гений какой-то!
- В бараках люди, их надо предупредить, - предложил Ираклий, глянув на
зэков, понял, что сказал глупость.
- Федор, ты идешь?! - окликнул Вадим.
- Спрашиваешь?! Ну, и фраер нынче пошел отчаянный. Другой вор
позавидует.
Они по одному исчезли от печп. Крались вдоль нар, стараясь не попадать
в узкие полоски лунного света из оконных щелей. Бесшумно вошли в подсобное
помещение. Ираклий держал решетку. Упоров выламывал скобой ржавые гвозди.
Первым прилип к подоконнику и соскользнул во двор Опенкин. Через минуту
его голова возникла из темноты:
- Мотай портянки на сапоги: скрипучие шибко.
Сидор оставь!
Вдоль стены крались на четвереньках, ловя за воем ветра каждый
посторонний звук. Вадим не дополз до угла с метр и замер, усмиряя
расходившееся дыхание.
За углом таилась опасность. Он думал о ней, как о живом человеке,