ь!к1 К тому времени тюрем не будет.
- Россия без тюрем?! Россия-тюрьма, из которой мы не убежим.
- Ты что-то задумал? - спросила с тревогой. - Посмотри мне в глаза.
- Собираюсл, это делапз всю оставшуюся жизнь.
- Начались перемены, Вадим. На последнем плену ме пар гни...
- Не говори глупости! Когда они начнут проводить свои сходки на
безымянных кладбищах, где покоятся миллионы жертв, тогда, может быть, я и
поверю в раскаяние партийных палачей. Но это-фантастика, бред нормального
человека. Покаяния не будет, ибо оно отберет у них власть...
- Ты выпил лишнего.
Двери клуба распахнулись бесшумно, слегка хмельные голоса зашуршали в
светлой ночи. Он несколько раз прикоснулся губами к ее глазам.
- До свидания, любимая!
- Я буду о тебе думать и любить свои мысли, как чебя. До свидания,
мальчики!
- До свидания! Проститься пошли?
- Глохни, козел! Лучше Убей-Папу поищи.
- Я положил его возле ящиков. Эй, Зяма, где культработник?
- А вот они похрапывают! Бездельники! Вставай и тащи культуру в массы.
- Как вы смеете?! Я поставлю вопрос!
- Не бузи. Репетицию проспал. Сунь в рот два пальца. Да не мои!
- Борман, запевайте! - потребовал Калаянов, сам подхватил режущим
фальцетом:
Гражданин начальник, я ваш рот имел,
Вы меня не кормите -
Я очень похудел!
Упоров повернул голову... Рядом, прижав к груди подаренную ему рясу и
Евангелие, шел отец Кирилл.
Голова Монаха стояла как-то иеестестленно прямо, будто ее несли
отдельно на пике сильные руки палача. Казалось, вот-вот опадут щеки,
профиль потеряет чеканную четкость, а из твердого рта вывалится мокрой
тряпкой язык.
Вадим затаил дыхание. Но губы разжались для того, чтобы было
произнесено:
- У вас такой светлый день. Сохраните тот свет, пожалуйста, в потемках
будущей жизни.
Низкие звуки опустились на дно слуха, жили там некоторое время, совсем
его не беспокоя. Он нес их, как нес бы упавшую на плечо снежинку, не
ощущая потребности откликнуться. В такие минуты думалось о другом...
"...Возвращаемся за решетку к принудительному труду. Не бежим. Должно
быть, человек потому и не любит волка: волк неприручаем... Он живет сей
минутой, он - укор человеку. Человек думает о будущем и постоянно теряет
настоящее. Все думает и думает. С тем проходит жизнь..."
Взгляд его остановился на скорчившемся у знакомой лужи человеке,
которого заботливо обхлопал Барончик.
- Пустой лебедок? - хохотнул Зяма.
- Что твоя голова!
- Чо ж ты его мацаешь, раз такой умный?! Он же на сто рядов
проверенный, как полномочный посол в Америке.
- Лепень надо бы сдернуть, - предложил Вазелин.
- Хоронить в чем будут? Сытый на "пляже" не валяется. Это голь
беспартийная. В чем есть, в том и понесут...
Когда со стороны зоны протрещала автоматная очередь, они уже
протрезвели, пошли молча, толкая перед собой молочный туман надвигающегося
утра. Скоро по этой дороге с такими же опухшими от ночных попоек лицами
отправятся на службы офицеры, держа под руку злых жен с припудренными
синяками. У рыгаловки мучительной дрожью ожидания затрясется рабочий люд
Страны Советов, пылая ненавистью к огромному амбарному замку, охраняющему
их законное стремление загасить огонь желания и отметить, как вечный
праздник, наступающий трудовой день. Она придет, откроет замок, разбудит
надежду на светлое будущее. С ней сейчас спит тот бездомный "лебедь" у
лужи. Он еще не знает-карманы его пусты, иначе бы умер заранее, не
до
- Россия без тюрем?! Россия-тюрьма, из которой мы не убежим.
- Ты что-то задумал? - спросила с тревогой. - Посмотри мне в глаза.
- Собираюсл, это делапз всю оставшуюся жизнь.
- Начались перемены, Вадим. На последнем плену ме пар гни...
- Не говори глупости! Когда они начнут проводить свои сходки на
безымянных кладбищах, где покоятся миллионы жертв, тогда, может быть, я и
поверю в раскаяние партийных палачей. Но это-фантастика, бред нормального
человека. Покаяния не будет, ибо оно отберет у них власть...
- Ты выпил лишнего.
Двери клуба распахнулись бесшумно, слегка хмельные голоса зашуршали в
светлой ночи. Он несколько раз прикоснулся губами к ее глазам.
- До свидания, любимая!
- Я буду о тебе думать и любить свои мысли, как чебя. До свидания,
мальчики!
- До свидания! Проститься пошли?
- Глохни, козел! Лучше Убей-Папу поищи.
- Я положил его возле ящиков. Эй, Зяма, где культработник?
- А вот они похрапывают! Бездельники! Вставай и тащи культуру в массы.
- Как вы смеете?! Я поставлю вопрос!
- Не бузи. Репетицию проспал. Сунь в рот два пальца. Да не мои!
- Борман, запевайте! - потребовал Калаянов, сам подхватил режущим
фальцетом:
Гражданин начальник, я ваш рот имел,
Вы меня не кормите -
Я очень похудел!
Упоров повернул голову... Рядом, прижав к груди подаренную ему рясу и
Евангелие, шел отец Кирилл.
Голова Монаха стояла как-то иеестестленно прямо, будто ее несли
отдельно на пике сильные руки палача. Казалось, вот-вот опадут щеки,
профиль потеряет чеканную четкость, а из твердого рта вывалится мокрой
тряпкой язык.
Вадим затаил дыхание. Но губы разжались для того, чтобы было
произнесено:
- У вас такой светлый день. Сохраните тот свет, пожалуйста, в потемках
будущей жизни.
Низкие звуки опустились на дно слуха, жили там некоторое время, совсем
его не беспокоя. Он нес их, как нес бы упавшую на плечо снежинку, не
ощущая потребности откликнуться. В такие минуты думалось о другом...
"...Возвращаемся за решетку к принудительному труду. Не бежим. Должно
быть, человек потому и не любит волка: волк неприручаем... Он живет сей
минутой, он - укор человеку. Человек думает о будущем и постоянно теряет
настоящее. Все думает и думает. С тем проходит жизнь..."
Взгляд его остановился на скорчившемся у знакомой лужи человеке,
которого заботливо обхлопал Барончик.
- Пустой лебедок? - хохотнул Зяма.
- Что твоя голова!
- Чо ж ты его мацаешь, раз такой умный?! Он же на сто рядов
проверенный, как полномочный посол в Америке.
- Лепень надо бы сдернуть, - предложил Вазелин.
- Хоронить в чем будут? Сытый на "пляже" не валяется. Это голь
беспартийная. В чем есть, в том и понесут...
Когда со стороны зоны протрещала автоматная очередь, они уже
протрезвели, пошли молча, толкая перед собой молочный туман надвигающегося
утра. Скоро по этой дороге с такими же опухшими от ночных попоек лицами
отправятся на службы офицеры, держа под руку злых жен с припудренными
синяками. У рыгаловки мучительной дрожью ожидания затрясется рабочий люд
Страны Советов, пылая ненавистью к огромному амбарному замку, охраняющему
их законное стремление загасить огонь желания и отметить, как вечный
праздник, наступающий трудовой день. Она придет, откроет замок, разбудит
надежду на светлое будущее. С ней сейчас спит тот бездомный "лебедь" у
лужи. Он еще не знает-карманы его пусты, иначе бы умер заранее, не
до