ла, застегнул ширинку непослушными пальцами и одернул
мятую на животе вельветку.
- Клавдия, - позвал кассиршу, - расчет под графином... Чо стряслось?
- Поотвязалнсь мужики. Всякое может случиться.
- Ты так думал? Тебе и позволено было, чтобы лишний козырь Морабели
получил. Фунта остепени...
- За себя боишься?
Дьяк остановился, сбросил ленивую благожелательность, но ответил
спокойно, без худых'слов:
- За нас, Вадим. Я ж тебе нынче вроде папки стал.
И пошел шаркающей походкой, не поднимая от пола лакированных штиблет.
Перед дверью остановился, заглянул прищуренным глазом в щелочку. Произнес
поделовому, без всякой обиды:
- Тресни кого-нибудь, Вадик. Ножи близко. Поторопимся.
Упоров распахнул двери и встал на пороге. Водка уже съела веселье и
водила зэков в злом хороводе, поминутно сталкивая их друг с другом, словно
голодных крыс в пустом чулане.
- Озорник! - крикнул бригадир. - Почему ушел с васера?
Зэк перестал сливать водку из пустых бутылок в свой стакан, долго искал
пьяным взглядом Вадима.
- Чо тя караулить? - наконец произнес он. - Никуда от бабы не денешься.
Запрокинул голову, вылил в широко распахнутый рот содержимое стакана.
Медленно вытер рукавом влажные губы и хотел что-то добавить остренькое. Но
не успел....
Бригадир ударил под первый шаг с порога. Длинный правый прямой
вразножку нашел квадратную челюсть, тем более что она неосмотрительно
подалась вперед.
Чвак! Озорник крутнулся по ходу кулака и, загребаяруками воздух, упал
на вздрогнувший пол.
Зэки мигом отвлеклись от пьяных забот, вспомнив о собственной
безопасности. Ключик, перестав искать под столом куда-то исчезнувшую
Клаву, которой он подарил косынку авансом за любовь, выпрямился и спросил:
- Можно строиться, Вадим Сергеич?
Затем с укоризненным лицом появился Дьяк:
- Нажрались, глистогоны! Ну, куда ж вас выпускать прикажете? Одно место
- крематорий!
Он плюнул под ноги, умышленно угадав в лицо Озорника.
- Товарищу своему торжество загадили. Тебе зачем нож, Барончик?! Спрячь
ц боле не оголяй но пьяному делу. Андрюха, в коридоре две швабры стоят.
- Я сама приберусь, - подала голос загрустневшая Наташа.
- Еще чаво! В невестин день за этими...
Никанор Евстафьевич пожевал соленое словцо, но к слуху не отпустил.
Ведров с Ключиком пошли за швабрами. Граматчиков с Гладким, подхватив под
руки Озорника, потащили грузное тело на улицу. Кованые каблуки стучат по
половицам, все молча смотрят им вслед, и к людям начинает возвращаться
собственное, не изуродованное водкой лицо.
- Пойдем, погуляем? - шепнул Вадим на ухо Натали. - Здесь будет полный
порядок.
Она повернула к нему все еще печальное лицо...
в памяти закружилась далекая зелень ее детских глаз, и он поцеловал
шрам на ладони, не смущаясь взглядов обездоленных товарищей.
- Благородно, - вздохнул Кламбоцкий.
Вадим обхватил ее за плечи, они вышли во двор клуба, где на куче
необожженного кирпича, обхватив ручищами голову, сидел Озорник, раскачивая
медленными движениями мощный торс, завывал при каждом качке:
- У-у-у!
- Больно ему, Вадик?
- Пройдет...
- Жестокий ты мальчик.
Она погладила его по щеке. Он поймал ладонь и, прислонив к губам,
спросил, глядя поверх кончиков розовых пальцев, не потерявших цвет в серых
сумерках летней северной ночи:
- Не сон ли это?
- Я назову нашего первенца твоим именем. Он будет, как ты.
- И его посадят в тюрьму.
- Типун тебе на яз
мятую на животе вельветку.
- Клавдия, - позвал кассиршу, - расчет под графином... Чо стряслось?
- Поотвязалнсь мужики. Всякое может случиться.
- Ты так думал? Тебе и позволено было, чтобы лишний козырь Морабели
получил. Фунта остепени...
- За себя боишься?
Дьяк остановился, сбросил ленивую благожелательность, но ответил
спокойно, без худых'слов:
- За нас, Вадим. Я ж тебе нынче вроде папки стал.
И пошел шаркающей походкой, не поднимая от пола лакированных штиблет.
Перед дверью остановился, заглянул прищуренным глазом в щелочку. Произнес
поделовому, без всякой обиды:
- Тресни кого-нибудь, Вадик. Ножи близко. Поторопимся.
Упоров распахнул двери и встал на пороге. Водка уже съела веселье и
водила зэков в злом хороводе, поминутно сталкивая их друг с другом, словно
голодных крыс в пустом чулане.
- Озорник! - крикнул бригадир. - Почему ушел с васера?
Зэк перестал сливать водку из пустых бутылок в свой стакан, долго искал
пьяным взглядом Вадима.
- Чо тя караулить? - наконец произнес он. - Никуда от бабы не денешься.
Запрокинул голову, вылил в широко распахнутый рот содержимое стакана.
Медленно вытер рукавом влажные губы и хотел что-то добавить остренькое. Но
не успел....
Бригадир ударил под первый шаг с порога. Длинный правый прямой
вразножку нашел квадратную челюсть, тем более что она неосмотрительно
подалась вперед.
Чвак! Озорник крутнулся по ходу кулака и, загребаяруками воздух, упал
на вздрогнувший пол.
Зэки мигом отвлеклись от пьяных забот, вспомнив о собственной
безопасности. Ключик, перестав искать под столом куда-то исчезнувшую
Клаву, которой он подарил косынку авансом за любовь, выпрямился и спросил:
- Можно строиться, Вадим Сергеич?
Затем с укоризненным лицом появился Дьяк:
- Нажрались, глистогоны! Ну, куда ж вас выпускать прикажете? Одно место
- крематорий!
Он плюнул под ноги, умышленно угадав в лицо Озорника.
- Товарищу своему торжество загадили. Тебе зачем нож, Барончик?! Спрячь
ц боле не оголяй но пьяному делу. Андрюха, в коридоре две швабры стоят.
- Я сама приберусь, - подала голос загрустневшая Наташа.
- Еще чаво! В невестин день за этими...
Никанор Евстафьевич пожевал соленое словцо, но к слуху не отпустил.
Ведров с Ключиком пошли за швабрами. Граматчиков с Гладким, подхватив под
руки Озорника, потащили грузное тело на улицу. Кованые каблуки стучат по
половицам, все молча смотрят им вслед, и к людям начинает возвращаться
собственное, не изуродованное водкой лицо.
- Пойдем, погуляем? - шепнул Вадим на ухо Натали. - Здесь будет полный
порядок.
Она повернула к нему все еще печальное лицо...
в памяти закружилась далекая зелень ее детских глаз, и он поцеловал
шрам на ладони, не смущаясь взглядов обездоленных товарищей.
- Благородно, - вздохнул Кламбоцкий.
Вадим обхватил ее за плечи, они вышли во двор клуба, где на куче
необожженного кирпича, обхватив ручищами голову, сидел Озорник, раскачивая
медленными движениями мощный торс, завывал при каждом качке:
- У-у-у!
- Больно ему, Вадик?
- Пройдет...
- Жестокий ты мальчик.
Она погладила его по щеке. Он поймал ладонь и, прислонив к губам,
спросил, глядя поверх кончиков розовых пальцев, не потерявших цвет в серых
сумерках летней северной ночи:
- Не сон ли это?
- Я назову нашего первенца твоим именем. Он будет, как ты.
- И его посадят в тюрьму.
- Типун тебе на яз