ше не обижаться. Спирт наливается
из большого цинкового ведра, специально сплюснутого, прямо в чашку весов.
Весы вздрагивают, продавщица, перебросив папиросу в угол рта, выдает
команду:
- Хлебай! Быстро, козья морда!
Клиент хватает чашку за края, подправляя ладонями течение жидкости, без
рывков запрокидывает голову.
Уф! Кидает чашку на прилавок. Опрометью кидается через высокий порог,
расхлыстанпые ступени крыльца п припадает грязными губами к мутной луже.
- Хорошо!
А из рыгаловки уже несется следующий обслуженный клиент.
- ...Дале ке ходи, Егорыч, - строго сказал Дьяков. - На вот, возьми.
Здесь на три бутылки.
Холобудько молча снял фуражку, сунул деньги за истлевшую подкладку.
Ленивый и глубоко безразличный к мнению зэков, которых охранял добрых три
десятка лет. Зяма не выдержал и опять отвязал ботало:
- Я б с таким в разведку не пошел!
Вытер рукавом нос и, расстроенный, начал мочиться з лужу, приговаривая
с обидой, точно состоял в одной партийной организации с Егорычем:
- Позорит звание чекиста! Надо будет сообщить куда следует...
- Перестань, поганец! - возмутился Никанор Евстафьевнч. - Куда ты
дуешь, дубина?! Люди тут запивают.
- То ж разве люди?! - Калаянов махнул рукой. - Человеческий фактор в
колымском исполнении. А лужа иссохнет без пополнения. Нечего ждать милости
от природы! Верно я говорю, товарищ Борман?
- Помянешь мое слово, разбойник, - Никанор Евстафьевич был притворно
сердит. - Сдохнешь от дизентерии.
- В такой ответственный для страны период такие безрадостные прогнозы?
Невоспитанный вы какой-то...
Они снова шли по самой серединке улицы, забыв о старшине, который тоже
о них забыл. Холобудько снял фуражку, вынул подаренные вором деньги,
повернувшись спиной к рыгаловке, пересчитал. Что-то прикинул, закатив к
небу глаза, и медленным, независимо от него хранящим застарелую ненависть
пенсионной овчарки, взглядом проводил удаляющихся зэков. Вялый
плезок упал в поруганную Зямой лужу. Чекист направился домой...
...Клуб находился в большом, беленном по голому дереву, без штукатурки
бараке, отгороженном забором из очищенных осиновых жердей. Верхний ряд
забора перед парадным входом был разобран, а жерди поломаны о крепкие
головы во время регулярных драк после танцев.
Убей-Папу встретил их с торжественной небрежностью зайсегтипая.
Поправил яркий галстук-бабочку на серой хозяйской рубахе с потертыми
краями воротника, предупредил:
- Никакого самовольства, граждане артисты! - тонкая шея бывшего
комсорга факультета при этом изогнулась по-змеиному гибко. - Работники
клуба отказались с вами работать, мое слово в этих стенах-закон! Это надо
уяснить, иначе я...
Зэки прошагали мимо него с таким безразличием, что Сережа Любимов
невольно посторонился. Только Ольховский позволил себе задержаться,
спросить занудным голосом:
- Где ваше "здравствуйте", молодой человек? Интеллигентные люди ведут
себя иначе...
Тогда он вырвался вперед всех, горячо выпалил, вздернув вверх худую
руку:
- Хочу сказать, товарищи!
- Ты хочешь выпить, - Зяма ласково взял его под локоть. - Тебе надо
успокоиться, отдохнуть. Такую махииу прешь!
- А вот и не хочу! - дернулся Убей-Папу, но глаза выдали особое
волнение. - Делу - время...
- Хочешь! - категорически настаивал Калаянов. - Такое, - чтоб до
соплей, на дармовщину, раз в жизни быазет. Не упустите свой шанс!
И показал культработнику нераспечатанную бутылку спирта. На этот раз
поро
из большого цинкового ведра, специально сплюснутого, прямо в чашку весов.
Весы вздрагивают, продавщица, перебросив папиросу в угол рта, выдает
команду:
- Хлебай! Быстро, козья морда!
Клиент хватает чашку за края, подправляя ладонями течение жидкости, без
рывков запрокидывает голову.
Уф! Кидает чашку на прилавок. Опрометью кидается через высокий порог,
расхлыстанпые ступени крыльца п припадает грязными губами к мутной луже.
- Хорошо!
А из рыгаловки уже несется следующий обслуженный клиент.
- ...Дале ке ходи, Егорыч, - строго сказал Дьяков. - На вот, возьми.
Здесь на три бутылки.
Холобудько молча снял фуражку, сунул деньги за истлевшую подкладку.
Ленивый и глубоко безразличный к мнению зэков, которых охранял добрых три
десятка лет. Зяма не выдержал и опять отвязал ботало:
- Я б с таким в разведку не пошел!
Вытер рукавом нос и, расстроенный, начал мочиться з лужу, приговаривая
с обидой, точно состоял в одной партийной организации с Егорычем:
- Позорит звание чекиста! Надо будет сообщить куда следует...
- Перестань, поганец! - возмутился Никанор Евстафьевнч. - Куда ты
дуешь, дубина?! Люди тут запивают.
- То ж разве люди?! - Калаянов махнул рукой. - Человеческий фактор в
колымском исполнении. А лужа иссохнет без пополнения. Нечего ждать милости
от природы! Верно я говорю, товарищ Борман?
- Помянешь мое слово, разбойник, - Никанор Евстафьевич был притворно
сердит. - Сдохнешь от дизентерии.
- В такой ответственный для страны период такие безрадостные прогнозы?
Невоспитанный вы какой-то...
Они снова шли по самой серединке улицы, забыв о старшине, который тоже
о них забыл. Холобудько снял фуражку, вынул подаренные вором деньги,
повернувшись спиной к рыгаловке, пересчитал. Что-то прикинул, закатив к
небу глаза, и медленным, независимо от него хранящим застарелую ненависть
пенсионной овчарки, взглядом проводил удаляющихся зэков. Вялый
плезок упал в поруганную Зямой лужу. Чекист направился домой...
...Клуб находился в большом, беленном по голому дереву, без штукатурки
бараке, отгороженном забором из очищенных осиновых жердей. Верхний ряд
забора перед парадным входом был разобран, а жерди поломаны о крепкие
головы во время регулярных драк после танцев.
Убей-Папу встретил их с торжественной небрежностью зайсегтипая.
Поправил яркий галстук-бабочку на серой хозяйской рубахе с потертыми
краями воротника, предупредил:
- Никакого самовольства, граждане артисты! - тонкая шея бывшего
комсорга факультета при этом изогнулась по-змеиному гибко. - Работники
клуба отказались с вами работать, мое слово в этих стенах-закон! Это надо
уяснить, иначе я...
Зэки прошагали мимо него с таким безразличием, что Сережа Любимов
невольно посторонился. Только Ольховский позволил себе задержаться,
спросить занудным голосом:
- Где ваше "здравствуйте", молодой человек? Интеллигентные люди ведут
себя иначе...
Тогда он вырвался вперед всех, горячо выпалил, вздернув вверх худую
руку:
- Хочу сказать, товарищи!
- Ты хочешь выпить, - Зяма ласково взял его под локоть. - Тебе надо
успокоиться, отдохнуть. Такую махииу прешь!
- А вот и не хочу! - дернулся Убей-Папу, но глаза выдали особое
волнение. - Делу - время...
- Хочешь! - категорически настаивал Калаянов. - Такое, - чтоб до
соплей, на дармовщину, раз в жизни быазет. Не упустите свой шанс!
И показал культработнику нераспечатанную бутылку спирта. На этот раз
поро