Черная свеча


раторского Величества, действительный статский советник Соломон на мою
грудь... - старичок торжественно провел ладонью по грязному бушлату, -
орден Святого Станислава третьей степени цеплял. До сих пор я как будто в
сомнении пребываю: со мною ли это было? За особо выдающиеся заслуги перед
Отечеством. Тогда у нас еще имелось Отечество, молодой человек!
- Надзиратель он, - перебил старика Дьяк, - из Николаевских, а
сохранился. В революцию матросов в тюрьму не пускал...
- Согласно присяге и инструкции! - встрепенулся сухоньким тельцем
бывший надзиратель, в слезящихся глазах мелькнула искорка неугомонившегося
служаки.
- Его за те выходки - в трибунал, именем революции, - хохотнул Никанор
Евстафьевич, - получите, значит, червонец наличными за верную службу.
Откинулся, отдохнул пару лет при социализме, стал царя-батюшку добрым
словом вспоминать. Ему, как врагу народа, еще три пятерки на хвост кинули.
И пошла-поехала. Сорок годов, а то и больше при советской власти тюрьмы
менял да зоны. Сорок али больше?
- Мне почем знать?! - пожал плечами Новгородов. - В канцелярии спросить
надо: они подсчитывают, мы - С;!Д11:,!.
- Он все до звонка мотал. Последний раз отзвонил, выходить запужался.
Запужался ведь, Исапч, скажинет? Видишь, даже царские чекисты этой власти
боятся...
Новгородов печально покачал утонувшей в буденовке голоьой, чем-то
похожий на одинокий колосок у края скошенного поля - и коса над ним уже
занесена, а ему горя нет: на поля глядит...
- Не запужался я, Никанор Евстафьевич, столько пуганый, что и страху-то
на испуг не сберег. Своим состояние:,: меньше был встревожен. На Россию
смотреть страшно, - Новгородов утер рукавом старческую слезу, - нет
России, один коммунизм остался. Я к нему через решеточку присматривался,
но места себе в нем не наикл. Что пережил грешный Гавриил Исаевич перед
дарованной ему антихристами свободой, одному Богу известно. В Библии же
сказано про мои страдания:
"Я изнемог и сокрушен чрезмерно: кричу от терзания сердца моего".
Нашлись добрые люди, сжалились.
Оставили при кочегарке, где и жду часа своего...
- Счастливый ты, Исаич, - Никанор Евстафьевич вытер нож о полу бушлата.
Свет тонкого лезвия сразу стал резок и холоден. Упоров убрал взгляд с ножа
и увидел в полумраке теплушки скупую усмешку старика.
- Годам моим завидуешь? Кончаются годики, а тыто вон е;:;,е какой
справный! Поживешь вволю.
- Все в Его рученьках. Лучше расскажи про сучью бригаду: к нам она
прямое касательство имеет.
- Гражданин хороший из вашего сословия будет?
- Нет. Фраер бугор, но у сучьего племени в большом долгу. Руку ему
должны отрубить.
- Официально?
- Все честь по чести. При покойном Салаваре постановили.
- Тогда имеет силу. Тогда слушайте, молодой человек. Бригада приехала
сегодня ночью менять на подземных работах другую бригаду, где собран
сплошной беспредел. Бандит на бандите! Их теперь повезут в Золотинку
растворять воров. Суки, приезжие, все стахановцы. Специально мастеровых
подобрали, чтобы вам нос утереть. Бугор строгий, похожий на палача
- Знаешь, кто у них бугор? - не утерпел яоно обеспокоенный Дьяк. -
Зоха. Имя приказано организовать с памп это самое сучье соревнование.
- О! - заблеял Новгородов. - Окончательно испорченный человек этот
Зоха. Коли не поторопитесь его в молчальники определить, он о вас
позаботится
- Кому за святое дело взяться?! - полузло-полузадумчиво произнес Дьяк.
- Кабы с Золотинки подмогу