а гения, произвольно
выражая свои мысли, по счастливому промыслу соединились в конкретной
программе действий, предоставив нам прекрасную возможность...
- Стать олимпийцами?! - не утерпел Упоров.
Мирон кивнул так, как старый, мудрый педагог кивнул бы любимому
студенту, угадавшему ход его рассуждений.
- Ссучив лагерный контингент, мы облегчим себе задачу на воле. Миллионы
освободившихся приведут к нам десятки миллионов готовых нас поддержать.
Молодых, вороватых, подлых, не знающих родства. Таких не жалко натравить
на остальной мир. И они пойдут!
- А дальше?
- Ты что, собираешься жить триста лет? Ты же не ворон, Фартовый. За
"дальше" пусть думают те, кто - за нами. Я помогу тебе найти свой путь к
Олимпу. Бескорыстно, как будущему товарищу.
Думая о том, что у него сегодня такой богатый на заманчивые предложения
день, Вадим уже нащупывал в них единое авторство, но ответил необдуманно
резко:
- Ницше говорил и так: "Мне нужно обнести оградой свои слова и свое
учение, чтобы в них не ворвались
На лице Мирона мелькнуло внутреннее намерение получить немедленный
расчет за оскорбление. Но, должно оыть, перед ним стояла другая задача, и
он только дпу
жески похлопал окольцованными руками по колену Упорова:
- Ты читающий негодяй! Ты уже с нами'
- Фраер назвал тебя свиньей! - ПИСКНУЛ Тихоня Ьаднм понял-отчего это
представительное с аи. - .у животное оережет голос. Да и можно ли было
чазваТь голосом то, что напоминало крик раздавленной крысы?!
Бросок Аполлона он засек своевременно, встретив его точным ударом
головы в подборелок А через -KVHIV был готов ответить Тихоне. ^ '
- Я же предупреждал, - Мирон никак не хотел с ним ссориться, - Хорошо
еще уши остались на Колыме Сядь, Тихоня! Давай оставим Ницше в покое.
Видишь Фартовый, теперь тебе надо отрубить еще и голову Это в моих силах,
но такая голова могла получить'свою
- Ты - сукин сын. Мирон!
- Не надо догадок. Мы говорим о тебе Заметь - я не пытаюсь выяснять,
чей ты сын...
Упоров видел - сучьему пророку никак нельзя ломать программу перековки.
Она его связывает
- Представь такой факт: ты идешь с любимой девушкой. Предположим, ее
зовут Наташа. Ты - без рук она-без носа. Некрасиво, но возможно. На твоей
иo'- нешпеи дороге нет солнышка. Крадешься мелким воришкои в сумерках.
Никогда не увидишь достойной тебя цели.
Бледная тень презрения блуждала по ЛИЦУ сучьего пророка, совсем,
однако, его не портя, напротив: сейчас он был самим собой, цельным,
готовым произнести дьявольское слово - откровение, которое нельзя
пооверить ни разумом, ни чувством, можно только принять по пр-гчпне
безотказного действия на вашу испуганную душу.
Слово не родилось. Скрип тормозов обрезал ЧУТО на корню.
- Упоров, выходи!
Зэк не простившись, тенью снялся с низкой лавки.
- Вадим. - позвал за спиной спокойный, дружелюбный голос. Голова
повернулась, обманутая искренностью призыва, и плевок в лицо обжег его,
как расплавленная капля металла. Смех за захлопнутой старшиной дверью
перевернул всю душу.
Только ничего нельзя изменить: время сделало шаг.
"Воронок" покатил дальше. Все - в прошлом...
Потом в бригаде появился настоящий людоед. Он появился сам. Его никто
не приглашал. Добровольцы всегда настораживали бригадира, тем более такие,
которые едят людей. Упоров знал этот не такой уж рядовой для Колымы
случай...
...Все было решено еще в зоне, на нарах, при взаимном сговоре четверых
опытных каторжан. Пяты
выражая свои мысли, по счастливому промыслу соединились в конкретной
программе действий, предоставив нам прекрасную возможность...
- Стать олимпийцами?! - не утерпел Упоров.
Мирон кивнул так, как старый, мудрый педагог кивнул бы любимому
студенту, угадавшему ход его рассуждений.
- Ссучив лагерный контингент, мы облегчим себе задачу на воле. Миллионы
освободившихся приведут к нам десятки миллионов готовых нас поддержать.
Молодых, вороватых, подлых, не знающих родства. Таких не жалко натравить
на остальной мир. И они пойдут!
- А дальше?
- Ты что, собираешься жить триста лет? Ты же не ворон, Фартовый. За
"дальше" пусть думают те, кто - за нами. Я помогу тебе найти свой путь к
Олимпу. Бескорыстно, как будущему товарищу.
Думая о том, что у него сегодня такой богатый на заманчивые предложения
день, Вадим уже нащупывал в них единое авторство, но ответил необдуманно
резко:
- Ницше говорил и так: "Мне нужно обнести оградой свои слова и свое
учение, чтобы в них не ворвались
На лице Мирона мелькнуло внутреннее намерение получить немедленный
расчет за оскорбление. Но, должно оыть, перед ним стояла другая задача, и
он только дпу
жески похлопал окольцованными руками по колену Упорова:
- Ты читающий негодяй! Ты уже с нами'
- Фраер назвал тебя свиньей! - ПИСКНУЛ Тихоня Ьаднм понял-отчего это
представительное с аи. - .у животное оережет голос. Да и можно ли было
чазваТь голосом то, что напоминало крик раздавленной крысы?!
Бросок Аполлона он засек своевременно, встретив его точным ударом
головы в подборелок А через -KVHIV был готов ответить Тихоне. ^ '
- Я же предупреждал, - Мирон никак не хотел с ним ссориться, - Хорошо
еще уши остались на Колыме Сядь, Тихоня! Давай оставим Ницше в покое.
Видишь Фартовый, теперь тебе надо отрубить еще и голову Это в моих силах,
но такая голова могла получить'свою
- Ты - сукин сын. Мирон!
- Не надо догадок. Мы говорим о тебе Заметь - я не пытаюсь выяснять,
чей ты сын...
Упоров видел - сучьему пророку никак нельзя ломать программу перековки.
Она его связывает
- Представь такой факт: ты идешь с любимой девушкой. Предположим, ее
зовут Наташа. Ты - без рук она-без носа. Некрасиво, но возможно. На твоей
иo'- нешпеи дороге нет солнышка. Крадешься мелким воришкои в сумерках.
Никогда не увидишь достойной тебя цели.
Бледная тень презрения блуждала по ЛИЦУ сучьего пророка, совсем,
однако, его не портя, напротив: сейчас он был самим собой, цельным,
готовым произнести дьявольское слово - откровение, которое нельзя
пооверить ни разумом, ни чувством, можно только принять по пр-гчпне
безотказного действия на вашу испуганную душу.
Слово не родилось. Скрип тормозов обрезал ЧУТО на корню.
- Упоров, выходи!
Зэк не простившись, тенью снялся с низкой лавки.
- Вадим. - позвал за спиной спокойный, дружелюбный голос. Голова
повернулась, обманутая искренностью призыва, и плевок в лицо обжег его,
как расплавленная капля металла. Смех за захлопнутой старшиной дверью
перевернул всю душу.
Только ничего нельзя изменить: время сделало шаг.
"Воронок" покатил дальше. Все - в прошлом...
Потом в бригаде появился настоящий людоед. Он появился сам. Его никто
не приглашал. Добровольцы всегда настораживали бригадира, тем более такие,
которые едят людей. Упоров знал этот не такой уж рядовой для Колымы
случай...
...Все было решено еще в зоне, на нарах, при взаимном сговоре четверых
опытных каторжан. Пяты