Черная свеча


иной чавкнула
вода, он не обернулся, продолжая слушать прощание величавых птиц.
- С Удачного пришел этап, - Дьяк говорил так, словно разговор и не
прекращался и все это время они были вместе. - Там два вора и Князь. Ворам
надо гдето перекантоваться. Може, у нас посухарят, Вадик...
- Ты хочешь меня унизить? - сказано было без лишних нервов, но Дьяк все
понял и тяжело вздохнул.
- Я имя так и объяснил. Хмыкают...
- Пусть хмыкают! - Упоров чуть прибавил злости. - Что, нам свою свободу
на всю Колыму делить?! Здесь каждый за себя, но один прокол может стоить
всех потов. Сам-то 'ibi понимаешь?
Вор снял кепку, вытер платком потную голову. На вопрос не ответил,
спросил сам:
- С Князем тож так поступишь?
- Ираклий примет ремонтников. Вскрывать будем здесь. Ольховский вроде
целик откопал в бумагах. Ты бы приструнил его при случае, Никанор
Евстафьевич: поигрывает старик.
- Боишься - язык проиграет?
- Боюсь. Мы же по его наколкам моем. На нем наш план держится.
- Фашиста твоего постригут, а вот с тобой не все ясненько...
Дьяк встретил недрогнувший взгляд бригадира, затянул паузу, вроде бы
для того, чтобы поиграть с ним в гляделки:
- Должен сказать тебе то, что ты никому не скажешь. Убьют иначе...
Упоров решил - продолжается торг за тех двух воров с Удачного, упрямо
сомкнул челюсти.
- Нет, - покачал головой угадавший его мысли Никанор Евстафьевич. - За
жуликов разговор окончен. Ты как соображаешь-отпустят меня из неволи?
- Если откинемся, то вместе...
Вор задумался. По всему было видно-он еще не приступал к главному,
оценивая ситуацию, чтобы вдруг просто и неожиданно произнести:
- Двое из твоих побег готовят.
Упоров почувствовал - у него перехватило дыхание.
Ему не хотелось выглядеть растерянным, потому он наклонился, поднял
из-под ног отшлифованную гальку.
Сказал, уже одолев волнение, думая только о том, кто бы это мог быть:
- Не вовремя... Придержаться нельзя?
- Спытай, как сможешь. Ты - бугор, с тебя и спросят...
- Расчет общий, между прочим, три месяца без зачетов. Но главное-имя
потеряем. Скажешь, кто они?
- Спроси Гнуса. Он тебе их назовет. Покрепче спрашивай!
- Гнус ложит. Побег, получается, готовят мусора...
- Хе! - заулыбался Дьяк. Нахлобучил кепку, еще раз произнес: - Хе!
Догадливый ты, Вадька. Но и они тоже не простаки.
Вор протиснулся между двумя трепещущими на ветерке березками, пошел по
тропе вдоль ручья с чистыми руками и, должно быть, чистой совестью...
"Попробуй успокоиться", - Упоров глубоко вздохнул.
Он сознавал, что фактически сдав побег, Никанор Евстафьевич не простит
ему никакой оплошности, и Гнуса придется убить, если он откажется назвать
имена. Дьякто их знает, но этого от него не получишь. Остается Гнусков.
Часом позже на разбитой дороге он увидел "студебеккер" с оторванной
лебедкой и помятым капотом. Машина шла, проседая на ухабах под тяжестью
груза.
- Там, в кабине - Голос, - объяснил ему все еще нервный Капитон.
- Один?
- Нет. С этой, с сукой немецкой, с Борманом.
- А в кузове что? Почему не договариваете, Капитон Петрович?
- Что-что?! Запчасти. Выкрутили за ящик спиртяги и радуются. Я бы за
такое богатство с английской королевой переспал.
- Смелый ты, Капитон, - сказал здоровый, чуть грузноватый бандеровец
Гнатюк, - небось с рожденья в зеркало не заглядывал.
Капнтон поднял кайло, объяснил Гнатюку перспективу:
- Щас тресну по башке - на одного красавц