в
Голосу, сел прямо на землю.
После того, как была исполнена, опять-таки дуэтом, песня про
замерзающего в степи ямщика, Никанор Евстафьевич отложил балалайку, а
Соломон Маркович притворно смахнул набежавшую слезу и высморкался.
Дьяк толкнул профессора в бок локтем, сказал так же певуче, будто
продолжая концерт:
- Нам бы ишо годиков с десяток попеть, и на сцену можно. А,
Соломончик?! Ты свои-то, жидовские песни, знаешь?
- Знаю, - кивнул вполне серьезно Голос, тут же запел, вскинув вверх
остренький подбородок:
По Дону гуляет
Казак молодой!
- До чего же прекрасная песенка, - очаровался Дьяк. - Нынче, как на
Золотинку погонят, всем этапом петь будем. Слышите вы, святые лодыри? Хоть
бы слова записали.
Он весело вздохнул, обратился к Упорову с вопросом;
- Ты-то как соображаешь, Вадим: погонят нас с тобой на Золотинку нынче?
Вопрос поймал зэка за другими мыслями, он как раз думал о
направляющемся к ним странном типе в кальсонах и телогрейке, наброшенной
на голое тело.
- Я у Губаря не служу, - ответил сухо Упоров.
- Так уж и не служишь? - недобро ухмыльнулся Дьяк. - Все мы под ем
ходим, на то он и Хозяин...
Продолжить он не успел, ибо тот, в кальсонах, наклонился и что-то
прошептал в ухо. Никанор Евстафьевич укоризненно покачал головой, после
чего посмотрел с огорчением на Жорку-Звезду:
- Слышь, Георгий? Хохотунчик в тридцатом фраера пырнул. Недосовсем
резал. Пугал, поди, дурачок. Хипиша нам в дорожку не хватало. Сходи уладь.
Я б и сам...
- Будет вам, Евстафьич, по пустякам-то волноваться. А ты, Харитон, не
мог с народом поговорить?! Или очко жмет?!
- Иди! - уже не просил Дьяк, тронув струну балалайки. - Теперь у них
сама злоба зашлась: остудить.
не успеешь.
Вор растер на ладони травку, понюхал каждой в отдельности ноздрей, как
нюхают анашу наркоманы. Он уже забыл про драку в тридцатом бараке.
Двое старшин провели ио главной дороге трех зэков.
У одного-крашеные губы, радостная походка заигравшейся девочки.
- Фроська! - окликнул его питерский вор Похабоп по кличке Трумэн. -
Куда тебя, стерву, несет?!
- Шо вы, не зрячий, гражданин Трумэн? Нас не несут, нас сопровождают в
Бурчик. На посиделки. Ясно, голубчик?
- Я те дам "голубчик"! Пидор крашеный!
- Ox! Ox! - пуще прежнего закрутил бедрами Фроська. - Проболтался о
нашей тайной связи. Извините.
- Какие топкие чувства! - рассыпался смешком Миша Беленький. - Невеста,
что ли?
- Пошел ты, людоед, подальше!
Никанор Евстафьевич посмотрел на Трумэна так, словно он стоял на другом
конце другой зоны, и сказал:
- Животное, сам же поговорить с Фроськой хотел.
Таперича людей оскорбляешь. Животное...
- Он первый начал!
- Отойди от солнца...
И когда Трумэн повиновался, Никанор Евстафьевич блаженно прикрыл глаза.
Минут через пять раздался сигнал сбора. Пузатенький старшина колотил
ломом по рельсу, подвешенному на куске измочаленного троса. Следом коротко
взвизгнула сирена, да так и умолкла...
Дьяк прислонил балалайку к стене, позевывая, сказал:
- Беда, как время бежит. И чо они там за нас решили, интересно? Пошли,
Вадим. Лысый-то, слыхал, в хорошее место устроился. Помогли, чем могли.
Порядочному человеку почему не помочь?! Ишь ты! - Никанор Езстафьевич
указал на ровный строй солдат. - Конвой-то бравенький, но все-недоростки.
Жорка, откуда такие взялись, не знаешь?
- Вологодские, говорят.
- Ого! - С имя не договоришься. Злючий там наро
Голосу, сел прямо на землю.
После того, как была исполнена, опять-таки дуэтом, песня про
замерзающего в степи ямщика, Никанор Евстафьевич отложил балалайку, а
Соломон Маркович притворно смахнул набежавшую слезу и высморкался.
Дьяк толкнул профессора в бок локтем, сказал так же певуче, будто
продолжая концерт:
- Нам бы ишо годиков с десяток попеть, и на сцену можно. А,
Соломончик?! Ты свои-то, жидовские песни, знаешь?
- Знаю, - кивнул вполне серьезно Голос, тут же запел, вскинув вверх
остренький подбородок:
По Дону гуляет
Казак молодой!
- До чего же прекрасная песенка, - очаровался Дьяк. - Нынче, как на
Золотинку погонят, всем этапом петь будем. Слышите вы, святые лодыри? Хоть
бы слова записали.
Он весело вздохнул, обратился к Упорову с вопросом;
- Ты-то как соображаешь, Вадим: погонят нас с тобой на Золотинку нынче?
Вопрос поймал зэка за другими мыслями, он как раз думал о
направляющемся к ним странном типе в кальсонах и телогрейке, наброшенной
на голое тело.
- Я у Губаря не служу, - ответил сухо Упоров.
- Так уж и не служишь? - недобро ухмыльнулся Дьяк. - Все мы под ем
ходим, на то он и Хозяин...
Продолжить он не успел, ибо тот, в кальсонах, наклонился и что-то
прошептал в ухо. Никанор Евстафьевич укоризненно покачал головой, после
чего посмотрел с огорчением на Жорку-Звезду:
- Слышь, Георгий? Хохотунчик в тридцатом фраера пырнул. Недосовсем
резал. Пугал, поди, дурачок. Хипиша нам в дорожку не хватало. Сходи уладь.
Я б и сам...
- Будет вам, Евстафьич, по пустякам-то волноваться. А ты, Харитон, не
мог с народом поговорить?! Или очко жмет?!
- Иди! - уже не просил Дьяк, тронув струну балалайки. - Теперь у них
сама злоба зашлась: остудить.
не успеешь.
Вор растер на ладони травку, понюхал каждой в отдельности ноздрей, как
нюхают анашу наркоманы. Он уже забыл про драку в тридцатом бараке.
Двое старшин провели ио главной дороге трех зэков.
У одного-крашеные губы, радостная походка заигравшейся девочки.
- Фроська! - окликнул его питерский вор Похабоп по кличке Трумэн. -
Куда тебя, стерву, несет?!
- Шо вы, не зрячий, гражданин Трумэн? Нас не несут, нас сопровождают в
Бурчик. На посиделки. Ясно, голубчик?
- Я те дам "голубчик"! Пидор крашеный!
- Ox! Ox! - пуще прежнего закрутил бедрами Фроська. - Проболтался о
нашей тайной связи. Извините.
- Какие топкие чувства! - рассыпался смешком Миша Беленький. - Невеста,
что ли?
- Пошел ты, людоед, подальше!
Никанор Евстафьевич посмотрел на Трумэна так, словно он стоял на другом
конце другой зоны, и сказал:
- Животное, сам же поговорить с Фроськой хотел.
Таперича людей оскорбляешь. Животное...
- Он первый начал!
- Отойди от солнца...
И когда Трумэн повиновался, Никанор Евстафьевич блаженно прикрыл глаза.
Минут через пять раздался сигнал сбора. Пузатенький старшина колотил
ломом по рельсу, подвешенному на куске измочаленного троса. Следом коротко
взвизгнула сирена, да так и умолкла...
Дьяк прислонил балалайку к стене, позевывая, сказал:
- Беда, как время бежит. И чо они там за нас решили, интересно? Пошли,
Вадим. Лысый-то, слыхал, в хорошее место устроился. Помогли, чем могли.
Порядочному человеку почему не помочь?! Ишь ты! - Никанор Езстафьевич
указал на ровный строй солдат. - Конвой-то бравенький, но все-недоростки.
Жорка, откуда такие взялись, не знаешь?
- Вологодские, говорят.
- Ого! - С имя не договоришься. Злючий там наро