ого размышления начал говорить:
- Я бы с ним работал. Причина первая: он - человек слова. Вторая:
лодырь у него за пахаря не проканает. А третье: он не станет кроить за
вашей спиной.
В нем... зря улыбаешься, Гнус, совесть не отмерла.
- Минуточку, - встал бывший председатель профкома авиационного завода
Дорошев. - Слушаю вас, товарищи, и диву даюсь. Доверяете эмоциям
стихийного лидера! Вы же, Упоров, насколько мне известно, не располагаете
опытом руководящей работы. Дилетант. А беретесь руководить. Лично я...
- Тебя это не касается, - будущий бугор оценил взглядом вислозадого
Дорошева. - Тобой руководить не берусь. И еще некоторых посмотрю в работе.
- То есть как это не касается?
- Просто! Не возьму, и баста! Был бы ты любитель, пожалуй, взял. Но ты
- профессионал. Работу с обманом путаешь. Это судьба. Это навсегда. И
закрой рот!
Петр Николаевич Дорошев рот не закрыл. Он дернул резким движением полы
пиджака, говорил, чуть прнклацивая челюстями:
- Вы дискредитируете партийных выдвиженцев!
За такое надо к стенке ставить! Ваша буржуазная мораль станет известна
в компетентных инстанциях!
- Глохни, трумень! - Никандра толкнул Дорошева. - Сидишь за взятки,
сука, а хипиш поднял, будто Христа с креста снимал!
- Вижу! Все вижу: бандеровец с бандитом спелись, хотят повести за собой
рабочий класс! Товарищи!
Ключик с размаху вонзил перед его сапогом топор в бревно, и оратор
мигом замолчал, уставившись на улыбающегося Андрея.
- Здоровая критика до тебя доходит, - Ключик подмигнул Дорошеву. -
Значит - не потерянный ты человек. Заходи к нам, как исправишься
окончательно. Так, мужики, кто идет пахать с Фартовым? Без Столба с Лукой
- единогласно. Ты-то зачем грабку тянешь, аферист?
Сказано - не берет!
- Базар окончен. Аида работать, мужики!
Упоров почувствовал прикосновение к плечу и от скопившегося внутри
напряжения резко обернулся... перед ним, неловко улыбаясь, стоял однорукий
минер Лука. Он был униженно сконфужен и без толку теребил пустой рукав
гимнастерки, по-видимому, желая обратить на этот факт внимание нового
бригадира. Бывший минер был чем-то неуловимо похож на начинающего нищего
перед первой просьбой о милостыне. За ним толклись трое зэков со
счастливыми лицами уверенных просителей.
- Нервы вот подводят, Вадик. Износился в трудах да войнах, - начал
объяснять Лука. - Ты тож не сахар, так и получилось несогласие...
- Короче можешь?!
Культяпый съежился, как от удара, но все-таки опять запутался в
объяснениях:
- Дети... трое их на жинкиной шее, а она одним глазком в могилу
смотрит. Силы кончаются. Ты же знаешь - русские бабы, они за ради детей
себя не щадят...
- О детях мне не говори. О себе скажи - что надо:'!
- Слышь, бугор, хай с нами пашет Лука. В обузу не будет, - вмешался в
разговор плешивый, с потеками пота на груди зэк.
- Здесь меня знают, Вадим. Увечье мое фронтовое уважают...
Лицо бывшего минера начало терять углы, и по глубоким морщинам
по-детски легко скользнула слеза. Зэки, уже сбросив улыбки, закивали
бритыми головами, выражая свою солидарность, тени их, плотно прилипшие к
красноватой земле, тоже кланялись в сторону тени бугра.
Упоров смотрел на минера и видел, как тысячи таких вот укороченных
вечной нуждой патриотов поднимаются в ржавом свете закатного солнца из
струпьев окопов, бегут, загребая рваными сапогами уставшую от безделья,
жирную землю. Впереди них, на том чудесном вороном коне, отец с обнаже
- Я бы с ним работал. Причина первая: он - человек слова. Вторая:
лодырь у него за пахаря не проканает. А третье: он не станет кроить за
вашей спиной.
В нем... зря улыбаешься, Гнус, совесть не отмерла.
- Минуточку, - встал бывший председатель профкома авиационного завода
Дорошев. - Слушаю вас, товарищи, и диву даюсь. Доверяете эмоциям
стихийного лидера! Вы же, Упоров, насколько мне известно, не располагаете
опытом руководящей работы. Дилетант. А беретесь руководить. Лично я...
- Тебя это не касается, - будущий бугор оценил взглядом вислозадого
Дорошева. - Тобой руководить не берусь. И еще некоторых посмотрю в работе.
- То есть как это не касается?
- Просто! Не возьму, и баста! Был бы ты любитель, пожалуй, взял. Но ты
- профессионал. Работу с обманом путаешь. Это судьба. Это навсегда. И
закрой рот!
Петр Николаевич Дорошев рот не закрыл. Он дернул резким движением полы
пиджака, говорил, чуть прнклацивая челюстями:
- Вы дискредитируете партийных выдвиженцев!
За такое надо к стенке ставить! Ваша буржуазная мораль станет известна
в компетентных инстанциях!
- Глохни, трумень! - Никандра толкнул Дорошева. - Сидишь за взятки,
сука, а хипиш поднял, будто Христа с креста снимал!
- Вижу! Все вижу: бандеровец с бандитом спелись, хотят повести за собой
рабочий класс! Товарищи!
Ключик с размаху вонзил перед его сапогом топор в бревно, и оратор
мигом замолчал, уставившись на улыбающегося Андрея.
- Здоровая критика до тебя доходит, - Ключик подмигнул Дорошеву. -
Значит - не потерянный ты человек. Заходи к нам, как исправишься
окончательно. Так, мужики, кто идет пахать с Фартовым? Без Столба с Лукой
- единогласно. Ты-то зачем грабку тянешь, аферист?
Сказано - не берет!
- Базар окончен. Аида работать, мужики!
Упоров почувствовал прикосновение к плечу и от скопившегося внутри
напряжения резко обернулся... перед ним, неловко улыбаясь, стоял однорукий
минер Лука. Он был униженно сконфужен и без толку теребил пустой рукав
гимнастерки, по-видимому, желая обратить на этот факт внимание нового
бригадира. Бывший минер был чем-то неуловимо похож на начинающего нищего
перед первой просьбой о милостыне. За ним толклись трое зэков со
счастливыми лицами уверенных просителей.
- Нервы вот подводят, Вадик. Износился в трудах да войнах, - начал
объяснять Лука. - Ты тож не сахар, так и получилось несогласие...
- Короче можешь?!
Культяпый съежился, как от удара, но все-таки опять запутался в
объяснениях:
- Дети... трое их на жинкиной шее, а она одним глазком в могилу
смотрит. Силы кончаются. Ты же знаешь - русские бабы, они за ради детей
себя не щадят...
- О детях мне не говори. О себе скажи - что надо:'!
- Слышь, бугор, хай с нами пашет Лука. В обузу не будет, - вмешался в
разговор плешивый, с потеками пота на груди зэк.
- Здесь меня знают, Вадим. Увечье мое фронтовое уважают...
Лицо бывшего минера начало терять углы, и по глубоким морщинам
по-детски легко скользнула слеза. Зэки, уже сбросив улыбки, закивали
бритыми головами, выражая свою солидарность, тени их, плотно прилипшие к
красноватой земле, тоже кланялись в сторону тени бугра.
Упоров смотрел на минера и видел, как тысячи таких вот укороченных
вечной нуждой патриотов поднимаются в ржавом свете закатного солнца из
струпьев окопов, бегут, загребая рваными сапогами уставшую от безделья,
жирную землю. Впереди них, на том чудесном вороном коне, отец с обнаже