карасем.
- Со мной останутся только те, кто хочет получить свободу по одной
третьей.
Вадим выдернул топор из бревна, передал Ключику.
- Прибери, Андрюша, искушение. Я разговаривал с начальником управления
Западных лагерей полковником Дочкиным...
- Ты перегрелся, фраер! - хохотнул Семен Палкин. - Это был не Дочкин, а
Никита Сергеевич Хрущев. Кому дуру гонишь?!
- Давай, братва, дослухаем! Може, чего умного скажет...
- Чо слушать?! Чо слушать?! - забазлал бабьим голосом колченогий казак.
- Фуфло нам задвигает, сам думает, как отмыться за все свои побеги.
- Думаю, - неожиданно согласился, глянув на красного от натуги казака,
Упоров. Его прямое, такое скорое признание несколько всех успокоило. -
Отмыться думаю, освободиться думаю. Ну, хотя бы по одной третьей. На
хрена, ответь мне, Сеня, я бы впрягался в этот воз? Чтобы от такого баклана...
Вадим показал пальцем на пытающегося приподняться Митю.
- ...получить ломом по башке? Надо всем вместе найти выгодный для нас
способ жизни и постараться откинуться из этой беды как можно раньше.
Вспомни, Андрей, какой у тебя был съем на промывке?
- Пятьдесят пять граммов. Меньше не давал.
- Почти две нормы. А это ленивое животное, - Упоров снова указал на
Митю, - снимало двадцать. В общем получается полторы нормы. Это
обеспечивает бригаде зачетный коэффициент два. Маловато. Начальник
управления сказал: "Будет две нормы-зачеты пойдут: один к трем".
- Круто больно, Сергеич! Да и обмануть могут.
- Начнуть кроить - бросим пахать, и все! Золото им нужно, а не нам с
тобой. Мы за свободу работать будем.
- На нарезке шахт две не получатся, бугор!
В этом возгласе - а кричал Семен Палкин - уже было что-то деловое и
домашнее. Старый сиделец нюхом почувствовал меняющуюся обстановку, решив
на всякий случай не испытывать судьбу.
- Ну, что ты козла доишь, Сеня?! Только отладить все надо но уму и по
совести, чтобы ке кроить, а работать. Втащить администрацию в наш интерес.
- Упоров сделал движение, словно натягивал на себя вожжи, - тогда хорошее
золото в государственный план обеспечит нам хорошее отношение и ларек.
- Половинить начнут!
- Кто?!
- Сам не знаешь, что ли?! Воры!
- Оставь это мне. Следует думать над тем, как заинтересовать
администрацию, чтобы без нас ей было трудней. Хозяин пообещал четыре
бульдозера па следующий год. Будем нарезать и мыть. Сами.
Они еще пребывали в сомнении, но тут похожий на ласкового бульдога сын
австрийского коммуниста Федя Редлих хрипловатым басом обратился к Лысому:
- Пусть скажет Никандра, он нам его сосватал.
Будет ли понт с моряка?
Очнувшийся Мптя шарил глазами в поисках топора. Никандра обошел его и
сел рядом с Упоровым, но на вопрос Феди отвечать не стал.
- Живой, Столбик? - спросил сочувственно бывший секретарь Союза
писателей Сидяков.
- Тебе какое дело?! - Митя был огорчен отсутствием топора. - Жаба
писучая!
- Что вы, Дмитрий! Мне вас по-человечески жалко, - вспыхнул Сидяков.
- Это точно, - подтвердил косоватый стахановец по кличке Вазелин. - Он
усем объявил, что примет тебя в писатели, коли ты после такого тэрца хвост
не откинешь. Дал слово - держи! Примай Столбика. Не то мы тя через "Гудок"
за обман рабочей массы продернем!
Федя Редлих поймался за козырек кепки Вазелина и надвинул ему на глаза:
- Глохни! Никандра, почему молчишь?
Бригадир что-то пробурчал себе под нос неразборчиво, хотел подняться,
но передумал и после минутн
- Со мной останутся только те, кто хочет получить свободу по одной
третьей.
Вадим выдернул топор из бревна, передал Ключику.
- Прибери, Андрюша, искушение. Я разговаривал с начальником управления
Западных лагерей полковником Дочкиным...
- Ты перегрелся, фраер! - хохотнул Семен Палкин. - Это был не Дочкин, а
Никита Сергеевич Хрущев. Кому дуру гонишь?!
- Давай, братва, дослухаем! Може, чего умного скажет...
- Чо слушать?! Чо слушать?! - забазлал бабьим голосом колченогий казак.
- Фуфло нам задвигает, сам думает, как отмыться за все свои побеги.
- Думаю, - неожиданно согласился, глянув на красного от натуги казака,
Упоров. Его прямое, такое скорое признание несколько всех успокоило. -
Отмыться думаю, освободиться думаю. Ну, хотя бы по одной третьей. На
хрена, ответь мне, Сеня, я бы впрягался в этот воз? Чтобы от такого баклана...
Вадим показал пальцем на пытающегося приподняться Митю.
- ...получить ломом по башке? Надо всем вместе найти выгодный для нас
способ жизни и постараться откинуться из этой беды как можно раньше.
Вспомни, Андрей, какой у тебя был съем на промывке?
- Пятьдесят пять граммов. Меньше не давал.
- Почти две нормы. А это ленивое животное, - Упоров снова указал на
Митю, - снимало двадцать. В общем получается полторы нормы. Это
обеспечивает бригаде зачетный коэффициент два. Маловато. Начальник
управления сказал: "Будет две нормы-зачеты пойдут: один к трем".
- Круто больно, Сергеич! Да и обмануть могут.
- Начнуть кроить - бросим пахать, и все! Золото им нужно, а не нам с
тобой. Мы за свободу работать будем.
- На нарезке шахт две не получатся, бугор!
В этом возгласе - а кричал Семен Палкин - уже было что-то деловое и
домашнее. Старый сиделец нюхом почувствовал меняющуюся обстановку, решив
на всякий случай не испытывать судьбу.
- Ну, что ты козла доишь, Сеня?! Только отладить все надо но уму и по
совести, чтобы ке кроить, а работать. Втащить администрацию в наш интерес.
- Упоров сделал движение, словно натягивал на себя вожжи, - тогда хорошее
золото в государственный план обеспечит нам хорошее отношение и ларек.
- Половинить начнут!
- Кто?!
- Сам не знаешь, что ли?! Воры!
- Оставь это мне. Следует думать над тем, как заинтересовать
администрацию, чтобы без нас ей было трудней. Хозяин пообещал четыре
бульдозера па следующий год. Будем нарезать и мыть. Сами.
Они еще пребывали в сомнении, но тут похожий на ласкового бульдога сын
австрийского коммуниста Федя Редлих хрипловатым басом обратился к Лысому:
- Пусть скажет Никандра, он нам его сосватал.
Будет ли понт с моряка?
Очнувшийся Мптя шарил глазами в поисках топора. Никандра обошел его и
сел рядом с Упоровым, но на вопрос Феди отвечать не стал.
- Живой, Столбик? - спросил сочувственно бывший секретарь Союза
писателей Сидяков.
- Тебе какое дело?! - Митя был огорчен отсутствием топора. - Жаба
писучая!
- Что вы, Дмитрий! Мне вас по-человечески жалко, - вспыхнул Сидяков.
- Это точно, - подтвердил косоватый стахановец по кличке Вазелин. - Он
усем объявил, что примет тебя в писатели, коли ты после такого тэрца хвост
не откинешь. Дал слово - держи! Примай Столбика. Не то мы тя через "Гудок"
за обман рабочей массы продернем!
Федя Редлих поймался за козырек кепки Вазелина и надвинул ему на глаза:
- Глохни! Никандра, почему молчишь?
Бригадир что-то пробурчал себе под нос неразборчиво, хотел подняться,
но передумал и после минутн