полувольный
Георгий Блатов по кличке Хирург-тот самый, что организовал на Курском
вокзале столицы передвижную камеру хранения и увез на ней сорок чемоданов
участников выставки народных достижении. В зоне он филонил при коменданте
и сейчас кричал хорошо поставленным голосом врожденного афериста:
- Заратиади! Биешу! Упоров! Попрошу всех во двор.
Организованно принесем койки. Побыстрей, товарищи!
Упоров запахнул халат веревкой, толкнул дверь.
Успевший чуть-чуть прогреться воздух уходящего мая закружил голову,
очищая ее от тяжелых мыслей.
Больничный двор, огороженный двумя рядами колючей проволоки, был
завален трупами. Они лежали кучками и по одному. Между ними ходили
старшина Подлипов с одноногим писарем из заключенных, рисуя на лбу убитых
номер и привязывая к запястью картонные таблички с фамилиями.
- Стручков Семен Иванович! - кричал веселый, слегка заполошный
Подлипов. - Из воров. Номер 94.
Записал?
Одноногий писарь на деревянном протезе кивал непропорционально большой
головой, едва сдерживал тошноту.
- Терпи, терпи, Звонарев! - подбадривал его Подлипов. - Или кишок ни
разу не видал? Жену-то резал?
Резал! Да с аппетитом! Батюшки-Упоров! Живой! Тото я смотрю: нет твоего
трупа. Думал, куда под низ сунули, а он - бегает себе, стрекозел!
Упоров осторожно поднял с земли железную раму одноместной койки,
сморщился от боли в животе и сочувственно посмотрел на Подлипова:
- Извините, так случилось. За меня Салаваров вызвался на тот свет
сходить.
Старшина по-собачьи вздернул верхнюю губу, обнажив сверкающий ряд
золотых зубов, переменил тон разговора:
- Канай! Капай, сказано, стерва! А ты чо хлебало раззявил?! Пиши:
Сериков. Да, тот, что без носа. Из воров.
Упоров осмотрел двор дважды, прежде чем наткнуться на знакомую рубаху.
Федор Опенкин лежал, разбросав руки, словно хотел схватить в охапку
низкое, набухшее тучами небо, но потом передумал, а руки так и не сложил.
Забыл, наверное...
Рядом с Федором стоял капитан, ковыряя носком сапога подтаявший шлак.
Сапог загораживал разваленное на две части топором лицо зэка, над которым
наклонился Подлипов, и крикнул:
- Сенцов Николай Фомич, кличка Интеллигент.
Сука! - поглядел с опаской на капитана и поправился. - Из этих, ну,
вставших на путь. Номер 119. Ты чо сквасился, шюатель?!
- Хрыпыт, - выдавил с величайшим усилием писарь.
- Шо сказал? Хрипит?! - Подлипов ухмыльнулся. - Простыл, наверное:
земля-то еще холодная. Пиши! Так мы с тобой весь день провозимся.
- Хрыпыт же, гражданин начальник...
Подлнпов озорно посмотрел на мрачного капитана, продолжавшего ковырять
сапогом кучу шлака. Тот понимающе отвернулся. Тогда старшина встал на
тощую шею Интеллигента правой ногой, а левую поджал, точно цапля. Писарь
не выдержал, прикрылся школьной тетрадкой, в которую записывал покойников.
- Все! Более не хрипит, - Подлипои высморкался на очередного зэха. Пиши
дальше. Сегекевнч Александр Викторович. Какой же он масти? А пиши просто -
педераст. Номер 111. Да не прислушивайся ты, дурень, не хрипит. Вишь,
насквозь протолкнул ломом. Одного не могу в толк взять, Звонарев, за что
педерастов то? Им же верх не пужон...
- Прицепом, гражданин начальник. Дайте закурить.
- ...Получается, не зря Федя ножичком баловался.
Глянь в угол: весь пощербил. Я-то по простоте душевной думал -
озорничает, а озорство добрым делом обернулось...
Никанор Евстафьевич отхлебнул из блюдца глоток чаю, в третий раз
Георгий Блатов по кличке Хирург-тот самый, что организовал на Курском
вокзале столицы передвижную камеру хранения и увез на ней сорок чемоданов
участников выставки народных достижении. В зоне он филонил при коменданте
и сейчас кричал хорошо поставленным голосом врожденного афериста:
- Заратиади! Биешу! Упоров! Попрошу всех во двор.
Организованно принесем койки. Побыстрей, товарищи!
Упоров запахнул халат веревкой, толкнул дверь.
Успевший чуть-чуть прогреться воздух уходящего мая закружил голову,
очищая ее от тяжелых мыслей.
Больничный двор, огороженный двумя рядами колючей проволоки, был
завален трупами. Они лежали кучками и по одному. Между ними ходили
старшина Подлипов с одноногим писарем из заключенных, рисуя на лбу убитых
номер и привязывая к запястью картонные таблички с фамилиями.
- Стручков Семен Иванович! - кричал веселый, слегка заполошный
Подлипов. - Из воров. Номер 94.
Записал?
Одноногий писарь на деревянном протезе кивал непропорционально большой
головой, едва сдерживал тошноту.
- Терпи, терпи, Звонарев! - подбадривал его Подлипов. - Или кишок ни
разу не видал? Жену-то резал?
Резал! Да с аппетитом! Батюшки-Упоров! Живой! Тото я смотрю: нет твоего
трупа. Думал, куда под низ сунули, а он - бегает себе, стрекозел!
Упоров осторожно поднял с земли железную раму одноместной койки,
сморщился от боли в животе и сочувственно посмотрел на Подлипова:
- Извините, так случилось. За меня Салаваров вызвался на тот свет
сходить.
Старшина по-собачьи вздернул верхнюю губу, обнажив сверкающий ряд
золотых зубов, переменил тон разговора:
- Канай! Капай, сказано, стерва! А ты чо хлебало раззявил?! Пиши:
Сериков. Да, тот, что без носа. Из воров.
Упоров осмотрел двор дважды, прежде чем наткнуться на знакомую рубаху.
Федор Опенкин лежал, разбросав руки, словно хотел схватить в охапку
низкое, набухшее тучами небо, но потом передумал, а руки так и не сложил.
Забыл, наверное...
Рядом с Федором стоял капитан, ковыряя носком сапога подтаявший шлак.
Сапог загораживал разваленное на две части топором лицо зэка, над которым
наклонился Подлипов, и крикнул:
- Сенцов Николай Фомич, кличка Интеллигент.
Сука! - поглядел с опаской на капитана и поправился. - Из этих, ну,
вставших на путь. Номер 119. Ты чо сквасился, шюатель?!
- Хрыпыт, - выдавил с величайшим усилием писарь.
- Шо сказал? Хрипит?! - Подлипов ухмыльнулся. - Простыл, наверное:
земля-то еще холодная. Пиши! Так мы с тобой весь день провозимся.
- Хрыпыт же, гражданин начальник...
Подлнпов озорно посмотрел на мрачного капитана, продолжавшего ковырять
сапогом кучу шлака. Тот понимающе отвернулся. Тогда старшина встал на
тощую шею Интеллигента правой ногой, а левую поджал, точно цапля. Писарь
не выдержал, прикрылся школьной тетрадкой, в которую записывал покойников.
- Все! Более не хрипит, - Подлипои высморкался на очередного зэха. Пиши
дальше. Сегекевнч Александр Викторович. Какой же он масти? А пиши просто -
педераст. Номер 111. Да не прислушивайся ты, дурень, не хрипит. Вишь,
насквозь протолкнул ломом. Одного не могу в толк взять, Звонарев, за что
педерастов то? Им же верх не пужон...
- Прицепом, гражданин начальник. Дайте закурить.
- ...Получается, не зря Федя ножичком баловался.
Глянь в угол: весь пощербил. Я-то по простоте душевной думал -
озорничает, а озорство добрым делом обернулось...
Никанор Евстафьевич отхлебнул из блюдца глоток чаю, в третий раз