ьные пузыри, когда нет существенного, то есть денег! Другой бы на моем
месте упал духом; но ты знаешь меня: я не люблю хандрить и ходить повеся
нос, но умею всегда приискать какое-нибудь развлечение, которым нынче и
служит для меня милашка - Мамилова. Она была в меня еще в холостого влюблена
до такого сумасшествия, что ни с того ни с сего подарила мне три тысячи
рублей; но тогда я был занят моей глупой женитьбой, и потому между нами
прошло так, серьезного почти ничего не было, а только, знаешь,
сентиментальничали в разговорах; но теперь другое дело: я постарел, поумнел;
а главное - мне нужно развлеченье и деньги. Сегодня было у нас первое тайное
свидание, после которого я тебе и пишу. Дело идет на лад; я сделал намек,
после которого, конечно, сконфузились, даже рассердились немного и тому
подобное. Однако я должен тебе сказать, mon cher, что женщины какое-то
неуловимое существо. Это я ясно вижу на Barbe Мамиловой. Вообрази себе:
любит меня и любит до безумия; но скрывает и говорит черт знает какие
отвлеченности, над которыми, конечно, я скоро восторжествую; но, при всем
том, досадно и скучно. Сегодня вечером я опять пойду к ней и сделаю
решительный приступ, о последствиях которого тебя извещу весьма подробно.
Хозаров".
Для сочинения и написания этого письма героем моим было употреблено
полтора часа; потом он спросил себе легонький обед, бутылку портера и
бутылку мадеры и все сие употребил в достаточном количестве. Нетерпеливость
возросла в нем донельзя, и потому он, не ожидая законного вечернего часа, то
есть семи часов, отправился в четыре. Вероятно, герой мой был в сильно
возбужденном состоянии: приехав к Варваре Александровне, он даже не велел
доложить о себе человеку и прошел прямо в кабинет хозяйки, которая встретила
на этот раз гостя не с обычным радушием, но, при появлении его, сконфузилась
и, чтобы скрыть внутреннее состояние духа, тотчас же закурила папиросу.
- Первое мое слово будет просить у вас извинение, что я приехал не в
урочный час. Что ж мне делать? Я не могу уже более владеть собою.
- Я вас рада видеть всегда, Сергей Петрович, - отвечала хозяйка.
- Послушайте, Варвара Александровна, вы немилосердны ко мне; но как бы
ни было, как бы меня не поняли, я решился открыть вам тайну, которую я до
сих пор скрывал даже от самого себя.
Мамилова взглянула на гостя с удивлением.
- Вы все-таки еще не пришли сами в себя, - сказала она, не спуская с
него глаз, - и все-таки продолжаете говорить смешные нелепости.
Хозаров был на этот раз очень дерзок и продолжал:
- Всякие чувства можно скрывать некоторое время, но потом они должны
обнаружиться. Я не люблю моей жены, вы это слышали, и не люблю ее более
потому, что боготворю и увлечен другою; одним словом: я люблю вас, и в ваших
руках моя жизнь и смерть.
Последние слова герой мой произнес, уже стоя перед Варварой
Александровной на коленях. Мамилова несколько минут ничего не отвечала и не
отнимала своей руки, которую Хозаров взял и целовал.
- Больно, досадно и грустно мне все это слышать и видеть, Сергей
Петрович! - сказала она. - Не стойте передо мною на коленях. Ей-богу, это
очень водевильно и смешно. Я вас спрошу только одно: зачем вы все это
говорите и делаете?
- Затем, что
месте упал духом; но ты знаешь меня: я не люблю хандрить и ходить повеся
нос, но умею всегда приискать какое-нибудь развлечение, которым нынче и
служит для меня милашка - Мамилова. Она была в меня еще в холостого влюблена
до такого сумасшествия, что ни с того ни с сего подарила мне три тысячи
рублей; но тогда я был занят моей глупой женитьбой, и потому между нами
прошло так, серьезного почти ничего не было, а только, знаешь,
сентиментальничали в разговорах; но теперь другое дело: я постарел, поумнел;
а главное - мне нужно развлеченье и деньги. Сегодня было у нас первое тайное
свидание, после которого я тебе и пишу. Дело идет на лад; я сделал намек,
после которого, конечно, сконфузились, даже рассердились немного и тому
подобное. Однако я должен тебе сказать, mon cher, что женщины какое-то
неуловимое существо. Это я ясно вижу на Barbe Мамиловой. Вообрази себе:
любит меня и любит до безумия; но скрывает и говорит черт знает какие
отвлеченности, над которыми, конечно, я скоро восторжествую; но, при всем
том, досадно и скучно. Сегодня вечером я опять пойду к ней и сделаю
решительный приступ, о последствиях которого тебя извещу весьма подробно.
Хозаров".
Для сочинения и написания этого письма героем моим было употреблено
полтора часа; потом он спросил себе легонький обед, бутылку портера и
бутылку мадеры и все сие употребил в достаточном количестве. Нетерпеливость
возросла в нем донельзя, и потому он, не ожидая законного вечернего часа, то
есть семи часов, отправился в четыре. Вероятно, герой мой был в сильно
возбужденном состоянии: приехав к Варваре Александровне, он даже не велел
доложить о себе человеку и прошел прямо в кабинет хозяйки, которая встретила
на этот раз гостя не с обычным радушием, но, при появлении его, сконфузилась
и, чтобы скрыть внутреннее состояние духа, тотчас же закурила папиросу.
- Первое мое слово будет просить у вас извинение, что я приехал не в
урочный час. Что ж мне делать? Я не могу уже более владеть собою.
- Я вас рада видеть всегда, Сергей Петрович, - отвечала хозяйка.
- Послушайте, Варвара Александровна, вы немилосердны ко мне; но как бы
ни было, как бы меня не поняли, я решился открыть вам тайну, которую я до
сих пор скрывал даже от самого себя.
Мамилова взглянула на гостя с удивлением.
- Вы все-таки еще не пришли сами в себя, - сказала она, не спуская с
него глаз, - и все-таки продолжаете говорить смешные нелепости.
Хозаров был на этот раз очень дерзок и продолжал:
- Всякие чувства можно скрывать некоторое время, но потом они должны
обнаружиться. Я не люблю моей жены, вы это слышали, и не люблю ее более
потому, что боготворю и увлечен другою; одним словом: я люблю вас, и в ваших
руках моя жизнь и смерть.
Последние слова герой мой произнес, уже стоя перед Варварой
Александровной на коленях. Мамилова несколько минут ничего не отвечала и не
отнимала своей руки, которую Хозаров взял и целовал.
- Больно, досадно и грустно мне все это слышать и видеть, Сергей
Петрович! - сказала она. - Не стойте передо мною на коленях. Ей-богу, это
очень водевильно и смешно. Я вас спрошу только одно: зачем вы все это
говорите и делаете?
- Затем, что