озможности идти к Ступицыным; но она так
ненавидела Катерину Архиповну, так была оскорблена на ее крыльце, что, назло
ей, готова была решиться на все и взялась доставить письмо. Как ни верил
Хозаров в способность Татьяны Ивановны передавать письма, но все-таки он
пожелал знать, какое именно она избирает для этого средство. Оказалось, что
средство было очень легкое и весьма надежное: у девицы Замшевой есть
приятельница - тоже девица - торговка, которая ходит почти во все дома и
была уже несколько раз у Ступицыных и будто бы очень дружна с горничною
Марьи Антоновны и даже кой-что про эту голубушку не совсем хорошее знает. Об
остальном догадаться не трудно: стоит Хозарову написать письмо, вручить его
девице-торговке, а та уже свое дело сделает и принесет даже ответ и за весь
этот подвиг возьмет какие-нибудь два целковых.
- Вы напишите ей письмо почувствительнее, а главное дело - напишите ей
про мать: какая она ей злодейка и какого счастья лишает ее на всю жизнь.
- Знаю, как написать, - отвечал Хозаров и, расставшись с хозяйкою,
тотчас же принялся сочинять послание, на изложение которого героем моим был
употреблен добросовестный труд. Три листа почтовой бумаги были перемараны,
и, наконец, уже четвертый, розовый и надушенный, удостоился остаться
беловым. Письмо было написано с большим чувством и прекрасным языком.
Вот оно:
"Мари! Я осмеливаюсь называть вас этим отрадным для меня именем, потому
что вашим наивным да, сказанным на вечере у Мамиловой, вы связали вашу
судьбу с моей. Но люди хотят расторгнуть нас: ваша мать приготовила другого
жениха. Вы его, конечно, знаете, и потому я не хочу в этих строках называть
его ужасного для меня имени; оно, конечно, ужасно и для вас, потому что в
нем заключается ваша и моя погибель.
Вчерашний день, я не знаю, сказано ли вам, я просил вашей руки.
Простите, что сделал это, не сказав предварительно вам; но когда любишь, то
веришь и надеешься. Мне отказано, Мари, - отказано самым жесточайшим
манером!.. О Мари! Мне отказано в надежде владеть вами, мой ангел; отказано
и в доме... Не знаю, как остался я вчерашний день в своем уме и имею сегодня
силы начертить эти грустные строки. Теперь все зависит от вас. Вас не отдают
мне люди, отдайте мне сами себя и напишите мне ответ. Одно слово, моя
ненаглядная Мари, одно слово твое воскресит в душе моей умершие надежды.
Остаюсь влюбленный Х....в.
P.S. Та же женщина, которая доставит вам это письмо, может принести мне
ответ ваш".
Не меньшая опасность для сердца Мари - и сердца, уже несколько, как мы
видели из предыдущих сцен, влюбленного, - угрожала с другой стороны, это со
стороны Варвары Александровны. В самое то утро, как Хозаров писал письмо к
предмету его любви, Мамилова писала таковое же к предмету ее дружбы,
какой-то двоюродной сестре, с которою она была в постоянной переписке. Так
как письмо это было написано тоже прекрасным пером и отличалось глубиною
мыслей, а главное - близко относилось к предмету моего рассказа, то я и его
намерен здесь изложить с буквальною точностью.
"Ma chere Claudine!
Давно я не писала к тебе, потому что писать было нечего. Ты знаешь, что
я не имею собственной жизни: сердце мое, это некогда страстное и пылкое
сердце, оно как будто бы перестало уже биться; я езжу в оперу, даю вечера,
наряжаюсь, если хочешь
ненавидела Катерину Архиповну, так была оскорблена на ее крыльце, что, назло
ей, готова была решиться на все и взялась доставить письмо. Как ни верил
Хозаров в способность Татьяны Ивановны передавать письма, но все-таки он
пожелал знать, какое именно она избирает для этого средство. Оказалось, что
средство было очень легкое и весьма надежное: у девицы Замшевой есть
приятельница - тоже девица - торговка, которая ходит почти во все дома и
была уже несколько раз у Ступицыных и будто бы очень дружна с горничною
Марьи Антоновны и даже кой-что про эту голубушку не совсем хорошее знает. Об
остальном догадаться не трудно: стоит Хозарову написать письмо, вручить его
девице-торговке, а та уже свое дело сделает и принесет даже ответ и за весь
этот подвиг возьмет какие-нибудь два целковых.
- Вы напишите ей письмо почувствительнее, а главное дело - напишите ей
про мать: какая она ей злодейка и какого счастья лишает ее на всю жизнь.
- Знаю, как написать, - отвечал Хозаров и, расставшись с хозяйкою,
тотчас же принялся сочинять послание, на изложение которого героем моим был
употреблен добросовестный труд. Три листа почтовой бумаги были перемараны,
и, наконец, уже четвертый, розовый и надушенный, удостоился остаться
беловым. Письмо было написано с большим чувством и прекрасным языком.
Вот оно:
"Мари! Я осмеливаюсь называть вас этим отрадным для меня именем, потому
что вашим наивным да, сказанным на вечере у Мамиловой, вы связали вашу
судьбу с моей. Но люди хотят расторгнуть нас: ваша мать приготовила другого
жениха. Вы его, конечно, знаете, и потому я не хочу в этих строках называть
его ужасного для меня имени; оно, конечно, ужасно и для вас, потому что в
нем заключается ваша и моя погибель.
Вчерашний день, я не знаю, сказано ли вам, я просил вашей руки.
Простите, что сделал это, не сказав предварительно вам; но когда любишь, то
веришь и надеешься. Мне отказано, Мари, - отказано самым жесточайшим
манером!.. О Мари! Мне отказано в надежде владеть вами, мой ангел; отказано
и в доме... Не знаю, как остался я вчерашний день в своем уме и имею сегодня
силы начертить эти грустные строки. Теперь все зависит от вас. Вас не отдают
мне люди, отдайте мне сами себя и напишите мне ответ. Одно слово, моя
ненаглядная Мари, одно слово твое воскресит в душе моей умершие надежды.
Остаюсь влюбленный Х....в.
P.S. Та же женщина, которая доставит вам это письмо, может принести мне
ответ ваш".
Не меньшая опасность для сердца Мари - и сердца, уже несколько, как мы
видели из предыдущих сцен, влюбленного, - угрожала с другой стороны, это со
стороны Варвары Александровны. В самое то утро, как Хозаров писал письмо к
предмету его любви, Мамилова писала таковое же к предмету ее дружбы,
какой-то двоюродной сестре, с которою она была в постоянной переписке. Так
как письмо это было написано тоже прекрасным пером и отличалось глубиною
мыслей, а главное - близко относилось к предмету моего рассказа, то я и его
намерен здесь изложить с буквальною точностью.
"Ma chere Claudine!
Давно я не писала к тебе, потому что писать было нечего. Ты знаешь, что
я не имею собственной жизни: сердце мое, это некогда страстное и пылкое
сердце, оно как будто бы перестало уже биться; я езжу в оперу, даю вечера,
наряжаюсь, если хочешь