Сергей Петрович Хозаров


ниц приличия, в которых старалась себя держать как хозяйка дома.
- Я не продавала и не продам моей дочери, Варвара Александровна, и не
хочу ее губить. Для вас, кажется, наши семейные дела должны бы быть
посторонние, и потому, прошу вас, прекратите этот неприятный для меня
разговор.
- Извольте, если он вам неприятен, я прекращу, но все-таки скажу, что
дочь ваша любит Хозарова.
- А я вам скажу, что она его не любит, потому что получила не такое
романтическое и ученое воспитание. Нельзя же, Варвара Александровна, по себе
судить о других.
- Тем хуже для вас, Катерина Архиповна, что вы, быв такой страстной
матерью, не умели от вашей дочери заслужить доверия.
- Я двадцать пятый год, как мать, и мать троих дочерей. Вы, я полагаю,
не можете и судить об этих чувствах, потому что никогда не имели детей.
- Не смею и равняться с вами в этом отношении и сказала только из
желания счастья Мари.
- Никто, конечно, как мать, не пожелает более счастья дочери.
- И с этим я вполне согласна, что они желают, но всегда ли умеют
устроить это счастье детей? Впрочем, я действительно, может быть, дурно
поступаю, что вмешалась в совершенно постороннее для меня дело.
- Оно конечно, Варвара Александровна, вам будет гораздо лучше
предоставить мне самой знать мои дела.
- Совершенно согласна и прошу у вас извинения, - сказала опять
насмешливым голосом Варвара Александровна.
- И меня тоже извините, - отвечала хозяйка, - и я, как мать, может
быть, сказала вам что-нибудь лишнее.
Здесь разговор двух дам прекратился. Варвара Александровна из приличия
просидела несколько минут у Ступицыных и потом уехала, дав себе слово не
переступать вперед даже порога в этот необразованный дом. Вечером к ней
явился Хозаров: он был счастлив и несчастлив: он получил с торговкою от Мари
ответ, короткий, но исполненный отчаяния и любви.
"Я вас буду любить всю жизнь, - писала она. - Мамаше как угодно: я не
пойду за этого гадкого Рожнова. Вас ни за что в свете не забуду, стану
писать к вам часто, и вы тоже пишите. Я сегодня целый день плачу и завтра
тоже буду плакать и ничего не буду есть. Пускай мамаша посмотрит, что она со
мной делает".
- Не правда ли, - сказал Хозаров, прочитав это письмо Варваре
Александровне, - по-видимому, это письмо небольшое, но как в нем много
сказано!
- Тут неподдельный язык природы и наивность сердца, - отвечала та. -
Впрочем, - продолжала она, - вам все-таки надобно отказаться от вашей
страсти, потому что это такое дикое, такое необразованное семейство! Я даже
не воображала никогда, чтобы в наше время могли существовать люди с такими
ужасными понятиями.
- Все семейство никуда не годится, но Мари между ними исключение: она
непохожа ни на кого из них.
- Это правда. Отец еще ничего - очень глуп и собою урод, сестры тоже
ужасные провинциалки и очень глупы и гадки, но мать - эта Архиповна, я не
знаю, с чем ее сравнить! И как в то же время дерзка: даже мне наговорила
колкостей; конечно, над всем этим я смеюсь в душе, но во всяком случае
знакома уже больше не буду с ними.
- Но что же я должен предпринять? - возразил Хозаров.
- Не знаю. Entre nous soit dit*, вам остается одно - увезти.
______________
* Между нами будь сказано (франц.).

- Увезти? Да, это правда!
- Непрем