.
Проговоря это, девушка сунула дневник под подушку Татьяне Ивановне и
тотчас же улеглась в постель.
"Какая миленькая и умненькая девушка", - проговорила сама с собою
Татьяна Ивановна и совершенно осталась довольна своим успехом: она все
видела и все очень хорошо поняла.
Возвратившись домой ранним утром, девица Замшева тотчас же разбудила
своего милашку Сергея Петровича и пересказала ему все до малейшей
подробности и даже с некоторыми прибавлениями.
III
Четвертого декабря, то есть в Варварин день, Хозаров вместе с Татьяною
Ивановною был в больших хлопотах: ему предстоял утренний визит с
поздравлением и танцевальный вечер в доме Мамиловых, знакомством которых он
так дорожил. Туалетом своим он занялся с самого утра, в чем приняла по своей
дружбе участие и Татьяна Ивановна. Первая забота Хозарова была направлена на
завивку волос, коими уже распоряжалась не Марфа, а подмастерье от
парикмахера, который действительно и завил мастерски. Девица Замшева,
исполненная дружеских чувствований к Хозарову, несмотря на свойственную ее
полустыдливость, входила во все подробности мужского туалета.
- Что хотите, Сергей Петрович, - говорила она, - а сорочка нехороша:
полотно толсто и сине; декос гораздо был бы виднее.
- Какие вы, Татьяна Ивановна, говорите несообразности! - возразил
Хозаров. - Кто же носит декос?
- Все носят: я жила в одном графском доме, там везде декос.
- Ошибаетесь, почтеннейшая, верно, батист: это другое дело.
- Слава богу, уж этого-то мне не знать, просто декос, - декос и на
графе, - декос и на графине.
- Заблуждаетесь, почтеннейшая, и сильно заблуждаетесь. Голландское
полотно лучше всего.
- Лучше бы вы, Сергей Петрович, не говорили мне про полотно, -
возразила Татьяна Ивановна, - полотно - полотно и есть: никакого виду не
имеет... В каком вы фраке поедете? - спросила она после нескольких минут
молчания, в продолжение коих постоялец ее нафабривал усы.
- Разумеется, в черном, - отвечал тот.
- Наденьте коричневый; вы в том наряднее, да у черного у вас что-то
сзади оттопыривает.
- Нет, почтеннейшая, вы в мужском наряде, извините меня, просто ничего
не понимаете, - сказал Хозаров. - Нынче люди порядочного тона цветное
решительно перестают носить.
- Что и говорить! Вы, мужчины, очень много понимаете, - отвечала
Татьяна Ивановна, - а ни один не умеет к лицу одеться. Хотите, дам булавку;
у меня есть брильянтовая.
- Нет, не нужно; а лучше дайте мне денег хоть рублей десять; не шлют,
да и только из деревни, - что прикажете делать! Нужно еще другие перчатки
купить.
- Право, нет ни копейки.
- Ни-ни-ни, почтеннейшая, не извольте этого и говорить.
- Да мне-то где взять, проказник этакий? - говорила Татьяна Ивановна,
опуская, впрочем, руку в карман.
- Очень просто: взять да вынуть из кармана, - отвечал постоялец.
- Ах, какой вы уморительный человек, - сказала она, пожав плечами, -
какие вам послать? - прибавила она.
- К Лиону, почтеннейшая, к Лиону: в два целковых, - отвечал тот.
- Хорошо. Скоро будете одеваться?
- Сейчас.
- Ну, так прощайте.
- Adieu, почтеннейшая!
- Зайдете показаться одетые?
- Непременно.
- А туда зайдете?
- Нет.
- Прекрасно... очень хорошо! Ах,
Проговоря это, девушка сунула дневник под подушку Татьяне Ивановне и
тотчас же улеглась в постель.
"Какая миленькая и умненькая девушка", - проговорила сама с собою
Татьяна Ивановна и совершенно осталась довольна своим успехом: она все
видела и все очень хорошо поняла.
Возвратившись домой ранним утром, девица Замшева тотчас же разбудила
своего милашку Сергея Петровича и пересказала ему все до малейшей
подробности и даже с некоторыми прибавлениями.
III
Четвертого декабря, то есть в Варварин день, Хозаров вместе с Татьяною
Ивановною был в больших хлопотах: ему предстоял утренний визит с
поздравлением и танцевальный вечер в доме Мамиловых, знакомством которых он
так дорожил. Туалетом своим он занялся с самого утра, в чем приняла по своей
дружбе участие и Татьяна Ивановна. Первая забота Хозарова была направлена на
завивку волос, коими уже распоряжалась не Марфа, а подмастерье от
парикмахера, который действительно и завил мастерски. Девица Замшева,
исполненная дружеских чувствований к Хозарову, несмотря на свойственную ее
полустыдливость, входила во все подробности мужского туалета.
- Что хотите, Сергей Петрович, - говорила она, - а сорочка нехороша:
полотно толсто и сине; декос гораздо был бы виднее.
- Какие вы, Татьяна Ивановна, говорите несообразности! - возразил
Хозаров. - Кто же носит декос?
- Все носят: я жила в одном графском доме, там везде декос.
- Ошибаетесь, почтеннейшая, верно, батист: это другое дело.
- Слава богу, уж этого-то мне не знать, просто декос, - декос и на
графе, - декос и на графине.
- Заблуждаетесь, почтеннейшая, и сильно заблуждаетесь. Голландское
полотно лучше всего.
- Лучше бы вы, Сергей Петрович, не говорили мне про полотно, -
возразила Татьяна Ивановна, - полотно - полотно и есть: никакого виду не
имеет... В каком вы фраке поедете? - спросила она после нескольких минут
молчания, в продолжение коих постоялец ее нафабривал усы.
- Разумеется, в черном, - отвечал тот.
- Наденьте коричневый; вы в том наряднее, да у черного у вас что-то
сзади оттопыривает.
- Нет, почтеннейшая, вы в мужском наряде, извините меня, просто ничего
не понимаете, - сказал Хозаров. - Нынче люди порядочного тона цветное
решительно перестают носить.
- Что и говорить! Вы, мужчины, очень много понимаете, - отвечала
Татьяна Ивановна, - а ни один не умеет к лицу одеться. Хотите, дам булавку;
у меня есть брильянтовая.
- Нет, не нужно; а лучше дайте мне денег хоть рублей десять; не шлют,
да и только из деревни, - что прикажете делать! Нужно еще другие перчатки
купить.
- Право, нет ни копейки.
- Ни-ни-ни, почтеннейшая, не извольте этого и говорить.
- Да мне-то где взять, проказник этакий? - говорила Татьяна Ивановна,
опуская, впрочем, руку в карман.
- Очень просто: взять да вынуть из кармана, - отвечал постоялец.
- Ах, какой вы уморительный человек, - сказала она, пожав плечами, -
какие вам послать? - прибавила она.
- К Лиону, почтеннейшая, к Лиону: в два целковых, - отвечал тот.
- Хорошо. Скоро будете одеваться?
- Сейчас.
- Ну, так прощайте.
- Adieu, почтеннейшая!
- Зайдете показаться одетые?
- Непременно.
- А туда зайдете?
- Нет.
- Прекрасно... очень хорошо! Ах,