го семейства
помещалось новое лицо, какой-то необыкновенно высокий мужчина, который,
конечно, кинулся бы вам в глаза по своему огромному носу, клыкообразным
зубам и большим серым, навыкате и вместе с тем ничего не выражающим глазам.
По загорелому его лицу нетрудно было догадаться, что он недавно с дороги.
Это подтверждалось и тем, что в комнате было расставлено несколько дорожных
вещей. Катерина Архиповна, дама лет около пятидесяти, черноволосая, немного
сердитая на вид и с довольно крупными чертами лица, была, кажется, в весьма
дурном расположении духа. Две старшие дочери, Пашет и Анет, представляли
резкое сходство с высоким мужчиной как по высокому росту, так и по
клыкообразным зубам, с тою только разницею, что глаза у Пашет были, как и у
маменьки, - сухие и черные; глаза же Анет, серые и навыкате, были самый
точный образец глаз папеньки (читатель, вероятно, уж догадался, что высокий
господин был супруг Катерины Архиповны); но третья дочь, Машет, была
совершенно другой наружности. Это была небольшого роста брюнетка с
выразительными чертами лица, с роскошными волосами, убранными для вящего
очарования a l'enfant*, с черными и живыми глазами и с веселой улыбкой.
______________
* по-детски (франц.).
При внимательном, впрочем, наблюдении в девушке можно было заметить
сходство с матерью, замаскированное, конечно, молодостью, здоровьем,
невинностью и каким-то еще чуждым началом, не замечаемым ни в одном из
членов семейства. Катерина Архиповна, как я прежде объяснил, была не в духе:
как-то порывисто разлила она чай по чашкам и подала их дочерям, а
предназначенный для супруга стакан даже пихнула к нему. Антон Федотыч
Ступицын, имя родоначальника семейства, принял довольно равнодушно так
невежливо препровожденный к нему стакан и принялся пить чай с большим
аппетитом. Отпив половину стакана, он потихоньку встал, взял трубку и
закурил.
- Фу, батюшки, опять с своим куреньем, - сказала Катерина Архиповна,
отмахивая от себя табачный дым.
- Ничего, душа моя, я так... немножко, - отвечал Антон Федотыч, тоже
размахивая дым.
- Это у него ничего, как из трубы... Жили бы там себе в деревне и
курили, сколько хотелось: так нет, надобно в Москву было приехать.
- Нельзя было, душа моя. Генерал просто меня прогнал; встретил в
лавках: "Что вы, говорит, сидите здесь? Я, говорит, давно для вас место
приготовил". Я говорю: "Ваше превосходительство, у меня хозяйство". -
"Плюньте, говорит, на ваше хозяйство; почтенная супруга ваша с часу на час
вас ждет", - а на другой день даже письмо писал ко мне; жалко только, что
дорогою затерял.
В продолжение всей этой речи Катерина Архиповна едва сдержала себя.
- Я хочу вас, Антон Федотыч, спросить только одно: перестанете вы
когда-нибудь лгать или нет?
- Что лгать-то, - отвечал немного смешавшийся Ступицын, - спроси
Пиронова; при нем вся эта история была.
- Нечего мне Пиронова спрашивать; двадцать пятый год я, милый друг мой,
вас знаю; перед кем-нибудь уж другим выдумывайте и лгите. Ну, зачем вы сюда
приехали? Для какой надобности?
- Да ведь я тебе говорил, душа моя, что генерал...
- Не говорите вы мне, бога ради, про генерала и не заикайтесь про него,
не сердите хоть по крайней мере этим. Вы все налгали, совершенно-таки все
налгали. Я сама е
помещалось новое лицо, какой-то необыкновенно высокий мужчина, который,
конечно, кинулся бы вам в глаза по своему огромному носу, клыкообразным
зубам и большим серым, навыкате и вместе с тем ничего не выражающим глазам.
По загорелому его лицу нетрудно было догадаться, что он недавно с дороги.
Это подтверждалось и тем, что в комнате было расставлено несколько дорожных
вещей. Катерина Архиповна, дама лет около пятидесяти, черноволосая, немного
сердитая на вид и с довольно крупными чертами лица, была, кажется, в весьма
дурном расположении духа. Две старшие дочери, Пашет и Анет, представляли
резкое сходство с высоким мужчиной как по высокому росту, так и по
клыкообразным зубам, с тою только разницею, что глаза у Пашет были, как и у
маменьки, - сухие и черные; глаза же Анет, серые и навыкате, были самый
точный образец глаз папеньки (читатель, вероятно, уж догадался, что высокий
господин был супруг Катерины Архиповны); но третья дочь, Машет, была
совершенно другой наружности. Это была небольшого роста брюнетка с
выразительными чертами лица, с роскошными волосами, убранными для вящего
очарования a l'enfant*, с черными и живыми глазами и с веселой улыбкой.
______________
* по-детски (франц.).
При внимательном, впрочем, наблюдении в девушке можно было заметить
сходство с матерью, замаскированное, конечно, молодостью, здоровьем,
невинностью и каким-то еще чуждым началом, не замечаемым ни в одном из
членов семейства. Катерина Архиповна, как я прежде объяснил, была не в духе:
как-то порывисто разлила она чай по чашкам и подала их дочерям, а
предназначенный для супруга стакан даже пихнула к нему. Антон Федотыч
Ступицын, имя родоначальника семейства, принял довольно равнодушно так
невежливо препровожденный к нему стакан и принялся пить чай с большим
аппетитом. Отпив половину стакана, он потихоньку встал, взял трубку и
закурил.
- Фу, батюшки, опять с своим куреньем, - сказала Катерина Архиповна,
отмахивая от себя табачный дым.
- Ничего, душа моя, я так... немножко, - отвечал Антон Федотыч, тоже
размахивая дым.
- Это у него ничего, как из трубы... Жили бы там себе в деревне и
курили, сколько хотелось: так нет, надобно в Москву было приехать.
- Нельзя было, душа моя. Генерал просто меня прогнал; встретил в
лавках: "Что вы, говорит, сидите здесь? Я, говорит, давно для вас место
приготовил". Я говорю: "Ваше превосходительство, у меня хозяйство". -
"Плюньте, говорит, на ваше хозяйство; почтенная супруга ваша с часу на час
вас ждет", - а на другой день даже письмо писал ко мне; жалко только, что
дорогою затерял.
В продолжение всей этой речи Катерина Архиповна едва сдержала себя.
- Я хочу вас, Антон Федотыч, спросить только одно: перестанете вы
когда-нибудь лгать или нет?
- Что лгать-то, - отвечал немного смешавшийся Ступицын, - спроси
Пиронова; при нем вся эта история была.
- Нечего мне Пиронова спрашивать; двадцать пятый год я, милый друг мой,
вас знаю; перед кем-нибудь уж другим выдумывайте и лгите. Ну, зачем вы сюда
приехали? Для какой надобности?
- Да ведь я тебе говорил, душа моя, что генерал...
- Не говорите вы мне, бога ради, про генерала и не заикайтесь про него,
не сердите хоть по крайней мере этим. Вы все налгали, совершенно-таки все
налгали. Я сама е