ом
прекрасным. Письмо его было таково:
"Любезный друг, товарищ дня и ночи!
Я уведомлял тебя, что еду в Москву определяться в статскую службу; но
теперь я тебе скажу философскую истину: человек предполагает, а бог
располагает; капризная фортуна моя повернула колесо иначе; вместо службы,
кажется, выходит, что я женюсь, и женюсь, конечно, как благородный человек,
по страсти. Представь себе, mon cher*, невинное существо в девятнадцать лет,
розовое, свежее, - одним словом, чудная майская роза; сношения наши весьма
интересны: со мною, можно сказать, случился роман на большой дороге.
Прошедшего года, в этой дурацкой провинции, в которой я имел глупость
прожить около двух лет, я раз на бале встретил молоденькую девушку. Просто
чудо, mon cher, как она меня поразила! В ней было что-то непохожее на
других, что-то восточное, какая-то гр„зовская головка. Я с нею протанцевал
несколько кадрилей и тут убедился, что она необыкновенно милое, резвое дитя,
которое может нашего брата, ветерана, одушевить, завлечь, одним словом,
унести на седьмое небо; однако тем и кончилось. Поехав в Москву из деревни,
на станции съезжаюсь я с одним барином; слово за слово, вижу, что человек
необыкновенно добродушный и даже простой; с первого же слова начал мне
рассказывать, что семейство свое он проводил в Москву, что у него жена, три
дочери, из коих младшая красавица, которой двоюродная бабушка отдала в
приданое подмосковную в триста душ, и знаешь что, mon cher, как узнал я
после по разговорам, эта младшая красавица - именно моя гр„зовская головка!
Я не мог удержаться и тогда же подумал: "О, судьба, судьба! Видно, от тебя
нигде не уйдешь". Он снабдил меня письмом к его семейству, с которым я
теперь уже и сошелся по-дружески, познакомясь вместе с тем и со всем их
кружком. Дела идут недурно; одно только меня немного смущает, что у них
каждый день присутствует какой-то жирный барин, Рожнов; потому что кто его
знает, с какими он тут бывает намерениями, а лицо весьма подозрительное и
неприятное.
______________
* дорогой мой (франц.).
Так-то, mon cher, я женюсь, и непременно женюсь! Да, мой друг, я теперь
убедился, что наша прошлая жизнь - все пустяки! На что мы, холостяки,
похожи? Грязь, грязь - и больше ничего! Нет ни одного отрадного явления, нет
человека, с кем бы разделить чувства. Такое ли счастье человека, который
сидит в прекрасном кабинете, сладко полудремлет, близ него милое, прелестное
существо - вот это жизнь! Кроме сих и оных моих делишек, я здесь в
порядочном кругу; особенно один дом Мамиловых. Представь себе,
аристократический тон во всем: муж - страшный богач, более полугода живет в
южных губерниях и занимается торговыми операциями, жена - красавица и,
говорят, удивительная фантазерка и философка. Теперь я с ними еще не так
короток, но, однако, очень дорожу их знакомством и постараюсь сблизиться.
Прими уверение в совершенном моем почтении и преданности, с коими и
остаюсь покорный к услугам
Хозаров".
II
В зале, о которой упоминал Хозаров, за большим круглым столом, где
помещался самовар с его принадлежностями, сидели Катерина Архиповна и ее
семейство, то есть: Пашет, Анет и Машет. Впрочем, в среде это
прекрасным. Письмо его было таково:
"Любезный друг, товарищ дня и ночи!
Я уведомлял тебя, что еду в Москву определяться в статскую службу; но
теперь я тебе скажу философскую истину: человек предполагает, а бог
располагает; капризная фортуна моя повернула колесо иначе; вместо службы,
кажется, выходит, что я женюсь, и женюсь, конечно, как благородный человек,
по страсти. Представь себе, mon cher*, невинное существо в девятнадцать лет,
розовое, свежее, - одним словом, чудная майская роза; сношения наши весьма
интересны: со мною, можно сказать, случился роман на большой дороге.
Прошедшего года, в этой дурацкой провинции, в которой я имел глупость
прожить около двух лет, я раз на бале встретил молоденькую девушку. Просто
чудо, mon cher, как она меня поразила! В ней было что-то непохожее на
других, что-то восточное, какая-то гр„зовская головка. Я с нею протанцевал
несколько кадрилей и тут убедился, что она необыкновенно милое, резвое дитя,
которое может нашего брата, ветерана, одушевить, завлечь, одним словом,
унести на седьмое небо; однако тем и кончилось. Поехав в Москву из деревни,
на станции съезжаюсь я с одним барином; слово за слово, вижу, что человек
необыкновенно добродушный и даже простой; с первого же слова начал мне
рассказывать, что семейство свое он проводил в Москву, что у него жена, три
дочери, из коих младшая красавица, которой двоюродная бабушка отдала в
приданое подмосковную в триста душ, и знаешь что, mon cher, как узнал я
после по разговорам, эта младшая красавица - именно моя гр„зовская головка!
Я не мог удержаться и тогда же подумал: "О, судьба, судьба! Видно, от тебя
нигде не уйдешь". Он снабдил меня письмом к его семейству, с которым я
теперь уже и сошелся по-дружески, познакомясь вместе с тем и со всем их
кружком. Дела идут недурно; одно только меня немного смущает, что у них
каждый день присутствует какой-то жирный барин, Рожнов; потому что кто его
знает, с какими он тут бывает намерениями, а лицо весьма подозрительное и
неприятное.
______________
* дорогой мой (франц.).
Так-то, mon cher, я женюсь, и непременно женюсь! Да, мой друг, я теперь
убедился, что наша прошлая жизнь - все пустяки! На что мы, холостяки,
похожи? Грязь, грязь - и больше ничего! Нет ни одного отрадного явления, нет
человека, с кем бы разделить чувства. Такое ли счастье человека, который
сидит в прекрасном кабинете, сладко полудремлет, близ него милое, прелестное
существо - вот это жизнь! Кроме сих и оных моих делишек, я здесь в
порядочном кругу; особенно один дом Мамиловых. Представь себе,
аристократический тон во всем: муж - страшный богач, более полугода живет в
южных губерниях и занимается торговыми операциями, жена - красавица и,
говорят, удивительная фантазерка и философка. Теперь я с ними еще не так
короток, но, однако, очень дорожу их знакомством и постараюсь сблизиться.
Прими уверение в совершенном моем почтении и преданности, с коими и
остаюсь покорный к услугам
Хозаров".
II
В зале, о которой упоминал Хозаров, за большим круглым столом, где
помещался самовар с его принадлежностями, сидели Катерина Архиповна и ее
семейство, то есть: Пашет, Анет и Машет. Впрочем, в среде это