н в этом городишке разыгрывает роль
какого-то льва... Пленил жену аптекаря, увез ее от мужа и живет с ней...
При этом известии Миропа Дмитриевна не совладела с собой и вся
вспыхнула.
- Вы говорите, он живет с аптекаршей? - спросила она.
- Живет и почти явно это делает; сверх того, чудит еще черт знает что:
ревнует ее ко всем, вызывает на дуэль... - говорил камер-юнкер; но так как в
это время было окончательно изготовлено заемное письмо и его следовало
вручить Миропе Дмитриевне, а она, с своей стороны, должна была отсчитать
десять тысяч камер-юнкеру, то обряд этот прекратил разговор об Аггее
Никитиче.
Для Миропы Дмитриевны, впрочем, было совершенно достаточно того, что
она услыхала. Возвратясь домой с физиономией фурии, Миропа Дмитриевна, не
откладывая времени, написала своему супругу хорошенькое письмецо, в коем
изъяснила:
"Я всегда считала тебя олухом с тех пор, как с глаз моих спала повязка,
по выходе моем за тебя замуж... (Тут бы, собственно, Миропе Дмитриевне
следовало сказать: с тех пор, как ты не захотел на службе брать взятки.) Но
теперь я вижу, что, кроме того, ты человек самой низкой души, ты обманщик,
притворщик и развратник. Как ты смел позволить себе через какие-нибудь
два-три дома от нас завести себе любовницу - эту потаскушку-аптекаршу?
Неужели ты думал, что я никогда этого не узнаю, или когда узнаю, то позволю
тебе это делать? Из каких благополучии, интересно знать? Что ты - прелестным
браком твоим со мной наградил меня титулами, чинами, почестями, богатством?
Кажется, этого нет, а только унизил меня: из полковницы я сделалась майоршей
и проживала на тебя деньги мои. Всякая дура, баба деревенская не станет
этого терпеть, и потому я не хочу с тобой больше жить. Черт с тобой; не смей
писать мне, ни являться ко мне, чему ты, конечно, будешь очень рад,
находясь, вероятно, целые дни в объятиях твоей мерзавки!
Остаюсь ненавидящая и презирающая тебя Миропа Зудченко".
Аггей Никитич пред тем, как получить ему такое грозное послание,
продолжал снова все более и более входить в интерес масонства, которое с
прежним увлечением преподавал ему почти каждый вечер почтенный аптекарь. И
вот в один из таковых вечеров Вибель читал своему неофиту рукописную
тетрадку, предуведомив его, что это - извлечение из сборника,
принадлежавшего некоему ученому последователю Новикова.
- Мнения о высших целях нашего ордена, - возглашал Вибель, закрывая
немного глаза, - столь разнообразны, что описать оные во всех их оттенках
так же трудно, как многоразличную зелень полей, лугов и лесов, когда летний
ветер навевает на них тени облаков. Некоторые думают, что цели сии состоят в
том, чтобы делать людей более добродетельными посредством ожиданий,
напрягающих и возвышающих нашу душу, посредством братской помощи и
общественной радости и, таким образом, мало-помалу соединить людей достойных
в всеобщий союз, который не только бы укреплял каждого особенно, но служил
бы и к тому, чтобы соединенными силами увлекать даже тех, кои без
энтузиастических видов не взяли бы в том участия.
На этих словах Вибель приостановился и, проговорив наскоро от себя: - С
этим мнением я более чем с каким-нибудь согласен! - продолжал дальше читать:
- Другие думают, что сие, конечно, составляет одну из целей, при
ко
какого-то льва... Пленил жену аптекаря, увез ее от мужа и живет с ней...
При этом известии Миропа Дмитриевна не совладела с собой и вся
вспыхнула.
- Вы говорите, он живет с аптекаршей? - спросила она.
- Живет и почти явно это делает; сверх того, чудит еще черт знает что:
ревнует ее ко всем, вызывает на дуэль... - говорил камер-юнкер; но так как в
это время было окончательно изготовлено заемное письмо и его следовало
вручить Миропе Дмитриевне, а она, с своей стороны, должна была отсчитать
десять тысяч камер-юнкеру, то обряд этот прекратил разговор об Аггее
Никитиче.
Для Миропы Дмитриевны, впрочем, было совершенно достаточно того, что
она услыхала. Возвратясь домой с физиономией фурии, Миропа Дмитриевна, не
откладывая времени, написала своему супругу хорошенькое письмецо, в коем
изъяснила:
"Я всегда считала тебя олухом с тех пор, как с глаз моих спала повязка,
по выходе моем за тебя замуж... (Тут бы, собственно, Миропе Дмитриевне
следовало сказать: с тех пор, как ты не захотел на службе брать взятки.) Но
теперь я вижу, что, кроме того, ты человек самой низкой души, ты обманщик,
притворщик и развратник. Как ты смел позволить себе через какие-нибудь
два-три дома от нас завести себе любовницу - эту потаскушку-аптекаршу?
Неужели ты думал, что я никогда этого не узнаю, или когда узнаю, то позволю
тебе это делать? Из каких благополучии, интересно знать? Что ты - прелестным
браком твоим со мной наградил меня титулами, чинами, почестями, богатством?
Кажется, этого нет, а только унизил меня: из полковницы я сделалась майоршей
и проживала на тебя деньги мои. Всякая дура, баба деревенская не станет
этого терпеть, и потому я не хочу с тобой больше жить. Черт с тобой; не смей
писать мне, ни являться ко мне, чему ты, конечно, будешь очень рад,
находясь, вероятно, целые дни в объятиях твоей мерзавки!
Остаюсь ненавидящая и презирающая тебя Миропа Зудченко".
Аггей Никитич пред тем, как получить ему такое грозное послание,
продолжал снова все более и более входить в интерес масонства, которое с
прежним увлечением преподавал ему почти каждый вечер почтенный аптекарь. И
вот в один из таковых вечеров Вибель читал своему неофиту рукописную
тетрадку, предуведомив его, что это - извлечение из сборника,
принадлежавшего некоему ученому последователю Новикова.
- Мнения о высших целях нашего ордена, - возглашал Вибель, закрывая
немного глаза, - столь разнообразны, что описать оные во всех их оттенках
так же трудно, как многоразличную зелень полей, лугов и лесов, когда летний
ветер навевает на них тени облаков. Некоторые думают, что цели сии состоят в
том, чтобы делать людей более добродетельными посредством ожиданий,
напрягающих и возвышающих нашу душу, посредством братской помощи и
общественной радости и, таким образом, мало-помалу соединить людей достойных
в всеобщий союз, который не только бы укреплял каждого особенно, но служил
бы и к тому, чтобы соединенными силами увлекать даже тех, кои без
энтузиастических видов не взяли бы в том участия.
На этих словах Вибель приостановился и, проговорив наскоро от себя: - С
этим мнением я более чем с каким-нибудь согласен! - продолжал дальше читать:
- Другие думают, что сие, конечно, составляет одну из целей, при
ко