Масоны


,
великий учитель, что везде; но только не близ Вас, не в Вашем Вифлееме, не в
Вашей больнице, в которую я просил бы Вас взять меня в качестве доктора.
Насколько я врач искусный, не мое дело судить; но скажу, не смиренствуя
лукаво, что я врач милосердный и болеющий о своих больных; а любовь и
боленье о ближнем, Вы сами неоднократно преподавали, подсказывают многое
человеку. Не дальше как сегодня я был свидетель... Но нет, язык мой немеет
передавать Вам и возмущать Вашу чистую душу рассказами о непотребствах
людей. Вы мне и без этого поверите и, как милостивый самарянин, поспешите
перевязать мои служебные раны и доставить мне блаженство лично узреть Вас и
жить около Вас.
Глубоко преданный вам Lupus"*.
______________
* Волк (лат.).

Gnadige Frau выслушала все письмо с полнейшим вниманием, и ясно было,
что ее в нем нечто смущало.
- По-моему, - начала она своим суховатым голосом, - твоя просьба может
стеснить Егора Егорыча.
- Каким образом? - произнес с удивлением Сверстов, которому и в голову
не приходила подобная мысль.
- Таким образом, что Егор Егорыч должен будет назначить тебе жалованье,
а это увеличит расходы его на больницу, которая и без того ему дорого стоит!
Замечание жены на мгновение смутило доктора, но потом лицо его снова
просияло.
- А зачем мне жалованье? - возразил он. - Пусть Егор Егорыч даст нам
только комнатку, - а у него их сорок в деревенском доме, - и тот обедец,
которым он дворню свою кормит, и кормит, я знаю, отлично!
- Но как же нам быть совсем без копейки денег своих? Что ты за глупости
говоришь? - произнесла уж с неудовольствием gnadige Frau.
- Деньги я заработаю на практике, которая, вероятно, будет у меня там!
- фантазировал доктор.
Gnadige Frau сомнительно покачала головой: она очень хорошо знала, что
если бы Сверстов и нашел там практику, так и то, любя больше лечить или
бедных, или в дружественных ему домах, немного бы приобрел; но, с другой
стороны, для нее было несомненно, что Егор Егорыч согласится взять в
больничные врачи ее мужа не иначе, как с жалованьем, а потому gnadige Frau,
деликатная и честная до щепетильности, сочла для себя нравственным долгом
посоветовать Сверстову прибавить в письме своем, что буде Егор Егорыч хоть
сколько-нибудь найдет неудобным учреждать должность врача при своей
больнице, то, бога ради, и не делал бы того.
- Это вот хорошо, отлично!.. Умница ты у меня!.. - воскликнул Сверстов
и, в постскриптуме написав слово в слово, что ему приказывала жена, спросил
ее:
- В таком виде, значит, отправлять письмо можно?
- Можно, - разрешила ему gnadige Frau.
В благодарность за такое позволение Сверстов поцеловал жену. Она, в
свою очередь, тоже довольно нежно чмокнула его.
Из всей этой сцены читатель, конечно, убедился, что между обоими
супругами существовали полное согласив и любовь, но я должен сказать еще
несколько слов и об их прошедшем, которое было не без поэзии. Сверстов,
начиная с самой первой школьной скамьи, - бедный русак, по натуре своей
совершенно непрактический, но бойкий на слова, очень способный к ученью, -
по выходе из медицинской академии, как один из лучших казеннокоштных
студентов, был назначен флотским врачом в Ревель, куда приехав, нанял себе
маленькую комнату со столом у мо